По дорогам прошлого - [11]

Так вот почему эта телеграмма отправлена первого марта! Это был ответ на запрос военного коменданта полковника Фреймана, начавшего следствие по делу о покушении на жизнь царя Николая. Следствие было начато, но не закончено. Помешала революция.

* * *

Зубрилинский тупик!

Хотя это название придумал жандарм, но оно сохранилось в памяти железнодорожников станции Дно. Правда, люди придали этому названию совсем иной смысл. Они увидели в делах Ивана Ивановича Зубрилина и его товарищей героизм солдат революции, бойцов за народное счастье.

С той поры, когда все это случилось, прошло уже пятьдесят лет. Во время Великой Отечественной войны погиб Иван Иванович Зубрилин. Он погиб, а небольшой тупичок, расположенный неподалеку от здания вокзала на станции Дно, и в наши дни называют Зубрилинским.

Такова народная память.

КАК ЦАРЯ СВЕРГАЛИ

В начале тысяча девятьсот семнадцатого года Григорий Томчук работал дежурным по станции Псков. Третий год продолжалась война России, Англии и Франции с Германией Вильгельма II и ее союзниками — первая мировая война, как мы говорим теперь.

Царская Россия терпела поражения. На фронте — измены министров и генералов, неудачи за неудачами, в стране — разруха, среди народа — ненависть и озлобление к бездарному царскому правительству.

С фронта на станцию Псков прибывали санитарные поезда с больными и ранеными солдатами. На фронт через Псков день и ночь двигались эшелоны с войсками, продовольствием, фуражом, вооружением и боеприпасами. Оснащенная стареньким телеграфным аппаратом Морзе, дежурка станции работала с напряжением.

Вместе с солдатскими эшелонами до Пскова доходили слухи: в Петрограде неспокойно, рабочие бастуют, полицейские и жандармы избивают бастующих. Эшелоны шли мимо станций без песен; мрачные, озлобленные солдаты говорили, что скоро забастуют и они.

— Бросим винтовки, пойдем по домам! С нас хватит!

Кондукторы, проводники и машинисты поездов, возвращаясь из Петрограда, рассказывали, что там — революция, так, как было в 1905 году. Хозяева останавливают заводы, хотят заморить рабочих голодом, запугать безработицей. Рабочие бастуют, выходят на улицы с красными знаменами, поют запрещенные песни. А на знаменах написаны страшные для купцов, заводчиков и помещиков слова: «Хлеба!», «Долой войну!» и самое страшное — «Долой царя!»

Полиция стреляет в народ. Рабочие ловят и разоружают полицейских.

Вот что рассказывали в эти дни железнодорожники Пскова, возвращаясь из столицы.

В конце февраля они привезли из Питера большевистский манифест. Партия большевиков звала народ усиливать вооруженную борьбу против царского строя.

В ночь на первое марта на станцию Псков прибыл императорский поезд. В салон-вагоне находился царь со свитскими офицерами. Царя охранял казачий конвой.

Поезд стоял на третьем пути.

Вечером первого марта дежурный по станции Псков Григорий Томчук сидел за столом в своем служебном помещении. Там же на лавке пристроились составитель поездов, сцепщик и стрелочник. Телеграфист в это время вышел на перрон вокзала.

На аппарате послышались позывные: две точки, тире, две точки, тире — два коротких и один длинный глухой гудок. В те годы такой сигнал означал вызов.

Дежурный по станции подошел к аппарату и включился на прием. Перед его глазами медленно, справа налево поворачивался круг, освобождая узкую бумажную ленту, испещренную условными знаками.

«Вызывает Петроград… Вызывает Петроград… — дважды прочел он телеграфные знаки. — У аппарата председатель временного комитета Государственной думы Родзянко… Прошу немедленно вызвать к аппарату Николая Романова…»

— Читаю я и никак не соображу: какого это Николая Романова? — вспоминал как-то Григорий Антонович.

В памяти мелькнули фамилии сослуживцев, но среди них не было Николая. Работал здесь когда-то на ремонте пути старый дед Романов, но его звали Василием.

«Какая-то чертовщина!» — подумал дежурный и застучал ключом по морзянке: «Не понял! Повторите!»

И вскоре на ленте обозначились страшные значки, прибежавшие по телеграфным проводам из Петрограда:

И М П Е Р А Т О Р А

— Императора! Царя, значит! — вскрикнул он в испуге, словно его обожгло тяжелое слово «император».

Дежурный вскочил со стула. До него, наконец, дошел смысл шифровки: к аппарату вызывали Николая II.

Это легко понять теперь, спустя пятьдесят лет после того, как свершилась февральская, а за нею Великая Октябрьская революция, когда само слово «царь» вызывает у наших школьников только образы героев сказки о царе Салтане или о Коньке-горбунке. А тогда царь — это было всё. Тогда нелегко было простому человеку понять, что «императора, царя и самодержца всея Руси» называли не «его императорским величеством», а запросто — Николаем Романовым и не «испрашивали соизволения» подойти к аппарату, а «вызывали».

Не мудрено было растеряться.

Сняв с консоли телеграфный круг, Томчук выскочил на перрон и быстро зашагал через рельсы к царскому поезду. Конвойные остановили Томчука у входа в салон-вагон, где расположился царь. Дежурный объяснил офицеру, что из Петрограда срочно требуют императора.

Офицер перетянул портупею, поправил шашку и внушительно заметил заикающемуся от волнения Томчуку: