По дорогам Империи - [4]

Взрывник непонимающе посмотрел на девочку, та наигранно тяжко вздохнула со словами:

– Ну, что ж с тобой, болезным-то, поделать.

Анята уселась рядом на ступеньку.

– Мурайка, – начала она просвещать братца, – это домашняя животина, плаксунья, она же нава, потому как голову затуманить может, и глаза у нее печальные, но ты не обольщайся, морду ее не тронь, иначе руку отъест, и моргнуть не успеешь. Не любят они, когда им морду трогаешь. А вон, гляди, тетка Арна свою плаксунью гонит, значит, скоро и мамка придет с нашей дурой.

Взрывник вытянул шею, но роста, все равно, не хватило, и тогда он, держась за перила, поднялся на слабые, еще непослушные ноги.

Переселиться в новое тело – полбеды, попробуй еще научись им управлять: все происходит, как у младенца, с самого начала. Ходить мальчика учили всей семьей.

По узкой улочке шествовала… корова. Почти корова. Уши длинные, как у спаниеля, широкие, рога здоровенные, острые, угрожающе направлены вперед, морда гораздо шире коровьей и плоская у носа, как крокодилья с торчащими вперед нижними клыками, видать, в пасти не поместились, а глаза большие, овальные, на полморды и такие несчастные, что так и захотелось пожалеть, погладить бедное животное именно по морде, даже несмотря на зубки, потому как эта единственная часть тела была покрыта шерстью, а не шипами и костяными наростами. Хвост у «коровы» извивался, как змея, и на конце виднелся шип с зазубриной. Удар таким оружием гарантированно нанизывал жертву без шансов вырваться. Зад, как у бегемота, брюхо знатное, а вот копыта вроде как и не изменились, но с такого расстояния видно плохо. Как доить этот бронированный «молокоход», мальчик даже и представить побоялся.

Вскоре на улице появилась еще одна и еще. Животные шли спокойно, мерно покачивая широкими боками, а рядом их сопровождали женщины с корзинами, висящими на ремнях, как рюкзак, только на груди. Время от времени погонщицы брали из корзин и кидали им какие-то овощи. «Коровы» ловили подачки, как собаки, на лету, не сбавляя шага, пережевывали с отрешенным, несчастным видом.

– Чего это они им кидают такое?

– Морковку.

– А зачем?

– А как иначе их в стойла загонишь? Да и молоко чтоб не горчило, тоже полезно. Морковка-то, она дикой не бывает, только в огородах, а огороды – за забором. Плаксуньи, знаешь, как любят ее. Они-то и приручились, наверное, только из-за морковки этой, да картофли с семянником. Люди им вкусные овощи и крышу от непогоды, дождь плаксуньи не любят, а особо грозы боятся. В стойле им хорошо, спокойно, да и зимой не так голодают, сено жрут да зерно, а не одно мясо, как дикие. А людям за эту заботу они молоко дают, иные и добычей делятся, это уже как приучишь, да и от характера навки зависит.

– Подожди, как это – мясо жрут? Какой добычей? – опешил Взрывник от таких новостей.

– Своей, естественно, какой еще. Или ты думаешь, что люди за них еще и охотиться будут? – усмехнулась девочка. – Ну, уж нет, это они пусть сами делают.

– Они что, хищники?

– Хищники? – теперь уже удивилась сестренка, смешно вытянув лицо. – Кто это?

– Ну, те, кто мясо едят – плотоядные, хищники. А те, кто траву да овощи, те – травоядные. Коровы – они травоядные, а ты говоришь, что они мясо едят. Значит, эти коровы, ну, то есть, плаксуньи, хищники.

Глаза сестры стали серьезны, она поднялась, убрала прядь волос со лба брата и приложилась губами, проверяя температуру.

– Не, жара нет, – хмыкнула озабочено, – может, в постель уже пойдешь? Устал ты. А вообще, Калин, не знаю, где ты таких странных слов набрался, но, чтобы знал: все живое должно питаться всем подряд, чтобы выжить. И травой, и мясом, а иначе как? Иначе – никак. Поешь одной травы хоть один лунный оборот и с голоду ослабеешь. А если ты слаб, значит, ты – доступная, легкая добыча для всех остальных.

– Получается, что все животные, как и люди – всеядны? Это что же выходит, что даже коза может схряпать на обед кролика и закусить ромашками?

– Калин, ты так странно говоришь, что мне аж не по себе делается, словно ты – это и не ты вовсе. Даже дед наш такого никогда не рассказывал, а он знает поболее многих, и научиться, кроме как от него, у нас-то и не от кого больше. Ты, наверное, просто бредишь, утомился, видать. А ну, пойдем, я тебе отвару сейчас дам, и ляжешь отдыхать, пока не свалился.

– Вот же идиот! – обругал сам себя Взрывник за излишнюю болтливость.

От постельного режима спасло своевременное возвращение матери с их «коровой» Мурайкой. Мать задержалась у калитки, продолжая разговор с соседкой, а животное, все еще жуя, вошло во двор и вдруг остановилось, уставилось своими печальными глазами на мальчика, даже жевать перестало, длинные уши мелко завибрировали, хвост заработал маятником.

– Мам, чего это она?! – воскликнула испуганно девочка. – Мама! – Завопила она уже совсем громко, когда рогатое существо стало подходить к крыльцу, гипнотизируя мальчишку своими глазищами.

Взрывник стоял неподвижно и смотрел в бездонные, словно космос, омуты… зараз увидел Дока, Аленку, Аби, Лешего и почему-то Базиля, который с жуткой тоской смотрит на фотокарточку с изображением маленького Артемки из детского дома. Взрывник больше не ощущал отрицательных эмоций к этому человеку, он смутно начал вспоминать, где еще его видел, и вспомнил, как много лет назад очень похожий дядька практически каждый день наблюдал за ним из-за забора во время прогулок детишек. Он замечал его так часто, что даже привык, и когда дядька перестал появляться, малышу сильно взгрустнулось. В душе он надеялся, что этот человек приходит не просто так, что он выбирает себе сына и, кажется, выбрал его, Артемку. А может, это даже настоящий папа, его, родной… Но эти мысли он старался гнать подальше, от них становилось очень больно в груди и грустно до слез. Сердце наполнилось такой тоской по близким, что слезы так и навернулись на глаза, потекли двумя ручейками. Большой, горячий и очень шершавый язык тихонько коснулся мокрой щеки подростка, и стало спокойно на душе, хорошо, как дома. Когда наважденье спало, он увидел, как обезумевшая от страха мать несется на «буренку», замахнувшись невесть откуда взявшейся увесистой палкой, а сестренка стоит рядом столбиком с широко распахнутыми от ужаса глазами и только хлопает ртом в беззвучном крике. Видимо, голос пропал на нервной почве. С виду неповоротливое и медлительное животное неожиданно резво бросилось к сараю, заскочив внутрь в несколько прыжков, и там замерло, непонятно как захлопнув за собой дверь.