По дикому Курдистану - [11]

– Прикажет? Ваш каймакам не должен мне ничего приказывать. То, что я делаю, я делаю добровольно. Пускай каймакам придет и скажет мне то, что он должен мне сказать. Этот дом ждет его, но только его и, самое большее, еще одного человека. Кто сверх этого приблизится, того я велю застрелить.

– Кто кроме тебя еще в доме?

– Мой слуга и один хавас[20] мутасаррыфа, башибузук.

– Как его зовут?

– Болюк-эмини Ифра.

– Ифра? Со своим ослом?

– Да.

Я засмеялся.

– Так ты и есть тот чужеземец, который освободил арнаутских офицеров от тяжелого наказания и заслужил дружбу мутасаррыфа?

– Да, это я.

– Подожди немного, господин. Каймакам сейчас придет.

Мне пришлось на самом деле недолго ждать; из храма на той стороне выступил каймакам и подошел к моему дому. За ним шел макредж.

– Халеф, открой им и проводи в комнату. Затем ты снова закроешь дверь и вернешься сюда. Если хоть еще один незваный гость подойдет к дому, стреляй в него!

Я пошел вниз. В дом вошли двое мужчин. Оба были высокими чиновниками, но это меня не беспокоило, поэтому я принял их сдержанно и только кивнул им, чтобы они присели. Они устроились, и я спросил их без особой доброжелательности в голосе:

– Мой слуга вас впустил в дом. Он сообщил вам, как нужно меня называть?

– Нет.

– Меня здесь называют хаджи эмир Кара бен Немси. Кто вы – я знаю. Что вы можете мне сказать?

– Ты хаджи? – спросил макредж.

– Да.

– Значит, ты был в Мекке?

– Естественно. Видишь, на моей шее висит Коран и маленькая бутылочка с водой из Земзема?

– А мы думали, ты гяур…

– Вы пришли, чтобы это мне сказать?

– Нет. Мы просим тебя пойти с нашим поручением к Али-бею.

– Вы мне дадите надежное сопровождение?

– Да.

– Мне и моим слугам?

– Да.

– Что я должен ему сказать?

– Что ему следует сложить оружие, смириться перед мутасаррыфом и вернуться к былому послушанию.

– А потом? – спросил я, желая узнать, что они еще придумают.

– Тогда наказание, которое ему определит губернатор, будет милостивым, насколько это, конечно, возможно.

– Ты макредж Мосула, а этот человек – каймакам и командующий войсками. Он должен давать мне поручения, а отнюдь не ты.

– Я состою при нем как доверенное лицо мутасаррыфа. – Этот человек с ястребиной физиономией стукнул себя при этом сильно в грудь.

– У тебя есть письменная доверенность?

– Нет.

– Тогда ты стоишь так же мало, как и остальные.

– Каймакам свидетель, он подтвердит.

– Только письменная доверенность узаконивает твои права. Иди и принеси ее. Мутасаррыф Мосула допустит представлять его интересы лишь знающего человека.

– Ты меня хочешь оскорбить?

– Нет. Я хочу лишь сказать, что ты не офицер, ничего не понимаешь в военных делах и значит, здесь не посмеешь и рта раскрыть.

– Эмир, – крикнул он, метнув на меня разъяренный взгляд.

– Мне тебе надо доказать, что я прав? Вы здесь блокированы, так что никто из вас не уйдет, нужно только полчаса, а то и меньше, и вас – беспомощных – смешают с землей. И при таком положении дел я должен советовать бею сложить оружие? Да он примет меня за сумасшедшего. Миралай, да будет к нему Аллах милосерден и милостив, своей неосмотрительностью подвел к краю гибели полторы тысячи храбрых воинов. Каймакаму же выпадает теперь почетная задача вызволить их из этой беды, если ему это удастся, он поступит геройски, как хороший офицер. Но с помощью высокопарных слов, за которыми прячутся коварство и страх Каймакам не справится с этим. Я должен говорить только с ним. В военных делах решает только воин.

– И все же ты вынужден будешь выслушивать и меня!

– Интересно, почему?

– Здесь идет речь о делах, касающихся закона, а я макредж!

– Будь хоть кем хочешь! У тебя нет полномочий, и поэтому все с тобою ясно.

Этот человек был мне отвратителен, но мне и в голову не пришло бы высказать свои чувства, даже поведи он себя по-другому и не имей он вины за нынешние события. Почему вообще присоединился этот судья к экспедиции? Уж, наверное, только затем, чтобы после поражения езидов дать им почувствовать в рамках могущественного закона превосходство по силе турок-османов.

Я обращался теперь только к каймакаму.

– Что мне сказать бею, если он меня спросит, почему вы напали на Шейх-Ади?

– Мы хотели схватить двух убийц, к тому же потому, что езиды не платят регулярно хараджа[21].

– Он сильно удивится подобным причинам. Убийцу вы должны искать у вас самих, это он вам докажет, а харадж вы могли получить другим путем. А что мне сказать ему о твоих теперешних решениях?

– Скажи ему, пусть он мне пошлет человека, с кем я могу обговорить все условия, на которых я отступаю!

– А он меня спросит об основаниях твоих условий?

– Именем мутасаррыфа я требую вернуть наши орудия, денежную компенсацию за каждого мертвого или раненого, и еще я требую выплатить сумму – я ее еще определю – в качестве контрибуции, иначе мы все здесь подожжем.

– Аллах керим! Он дал тебе рот, очень хорошо умеющий требовать. Тебе не нужно больше ничего мне говорить, достаточно и этого, все остальное ты можешь передать Али-бею сам. Я сегодня иду к нему и сам принесу вам ответ либо пошлю гонца.

– Скажи ему еще, пусть он отпустит наших артиллеристов и компенсирует им за испытанный страх!