Пляски на черепах - [8]
Толстопузый и толстозадый Кнейфис Абрам Моисеевич, приглаживая пейсы, тяжело садился в кресло и, убавляя свист воздуха через ноздри, выдавал:
— Золотой ты нас, любимый ты нас, мы так сцасливы, сто ты нас не отталкиваес. Я потерял немало нервов с этими гусскими бесхвостыми обезьянами, когда давал команду закалывать стыками, а в связи с переездом лисился работы. Сделай меня нацальником ВЧК Москвы. Я наведу порядок в тецение пяти дней, увидис, дорогой Ильиц. Я улозу половину этих дураков, этих бесхвостых…, как говорит нас любимец Бонстейн.
— Абрам Моисеевич, голубчик, где ты был раньше? Начальник ВЧК Москвы уже назначен. Он тоже Абрам и тоже Кнейфис. Как же так?
— Это мой двоюродный брат, Владимир Ильиц. Он просто гусская свинья: занял кресло, золотое кресло и нет стобы пригласить, но да не принимает, все с бабами возится. Надо исклюцить его из насей общины.
— Ну, не знаю, не знаю. Иди к нему в замы. Потом я вас поменяю: он будет замом, а ты его начальником. Впрочем, посиди почитай «Капитал» Маркса. Ты Маркса читал?
— Никогда не цитал. Заголовок одназды и то ахнул от слова капитал. Как зе? мы боремся с капитализмом, а тут тебе этот Мордыхай сует свой капитал, да прямо под нос, жид парсывый.
— Так и ты еврей, Абрам, — произнес Ленин и расхохотался.
— Я еврей и ты еврей, и все мы евреи, но мы долзны выкурить гусских дураков и заселить эту территорию евреями. За сто я люблю Бронстейна? за его науцный труд по поводу гусских. Это нелюди, это рабы…бесхвостые и их есцо называют людьми, Это не люди, а зевотные, Ильиц. Нам надо заселить…
— Абрам Моисеевич, пока придет твой брат тоже Абрам, я тебя познакомлю с новой установкой марксизма по этому вопросу. Это ленинская установка, то есть, моя. Эй, Фотиева, вызови мне начальника ВЧК Абрама Кнейфиса.
— Слушаюсь, Владимир Ильич, — произнесла Фотиева с карандашом и блокнотом в руках.
— Абрам, садись ближе и внимательно слушай. Я приведу тебе научную теорию нашего физиолога Павлова, ученого с мировым именем. Слышал о таком?
— Признаться, нет. Если и слысал, то не придал знацения. Для меня любой гусский — обезьяна и больсе ницего.
— Ты законченный русофоб, Абрам.
— Фоб, Фоб, тоцно, ты угадал, Бланк. Ну да ладно, цеси.
— В смысле, чеши. Но ты только внимательно слушай.
Знаменитый физиолог Павлов…
— Ильиц, Павлов не мозет быть знаменитым, он гусский, знаменитым мозет быть только еврей, а это знацит, сто он не Павлов, а Павлус. И так, сто там говорит этот Павлус?
— Павлус говорит, что ему удалось выработать рефлекс свободы у обезьян.
— У гусских обезьян.
— Пусть будет так. Когда он поставил обезьяну на стол с ограничением свободных движений (зажал в тиски…), то она не могла с этим смириться. Обезьяна всё время царапала пол, грызла веревки. Тогда он решил давать еду обезьяне в тех же тисках и только в тисках. Морил ее голодом, а потом кормил в тисках. Что произошло? Обезьяна стала кушать только в тисках. Она отказалась от свободы. Она предпочла неволю и в неволе чувствовала себя прекрасно. Обезьяна сама стала влезать в этот станок и скулила до тех пор, пока ее не зажимали в тисках. Вот что, Абрам! Ты понимаешь это? Нет, ничего ты не понимаешь.
— Ну, давай до конца, мозет и пойму…
— Так вот, дорогой Абрам. Мы русских обезьян зажмем в тиски. Это будут тиски голода. Тиски можно еще назвать рабством. Мы будем их морить голодом. Почему у обезьяны выработался другой рефлекс? Да потому что первоначально ей давали еду только в тисках, что спасало ее от голодной смерти. Это целая наука, она для нас, большевиков, представляет исключительный интерес. Закономерности подсознания и психики эффективно действуют на управление людьми. Когда животному (человеку) стала угрожать потеря жизни от голода, то оно быстро пришло в правильное соотношение с действительностью и задержало прежний рефлекс свободы, развив на него торможение. Мы это применим во внутренней политике, чтобы голодом заставить многочисленных «старорежимных», «царских» специалистов, упорно не желающих сотрудничать с новой властью. Мы их приучим к сотрудничеству за пайку — за продовольственную карточку. Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства… самым могучим средством учёта и контроля…. Это средство контроля и принуждения к труду сильнее законов конвента и его гильотины. Ты хоть что-то понял, Абрам?
— Ты так уцоно говорис…, а вот и мой брат. Абрам, дорогой. Будем вместе работать.
Начальник ВЧК рассеялся и произнес:
— Я буду плевать в ведро, а ты будешь выносить это ведро на помойку, отмывать и вытирать до блеска носовым платком. Есть у тебя платок?
— Ну вот, это брат, — стал плакаться Абрам.
Ленин нахмурился и неожиданно сказал:
— Выйдите оба в коридор. Постарайтесь договориться. Я, когда освобожусь, приглашу вас. Оба Абрама вышли. Начальник Московского ВЧК широко раскрыл руки и заключил в объятия своего брата.
— Абрам!
— Абрам!
— Абрам, дорогой!
— Абрам, любимый брат.
— Абрам, брат, я буду не только ведро выносить, но и выполнять все, что ты прикажешь, — сказал безработный Абрам.
