Пляска на плахе. Плата за верность - [38]

— Я не деспот и не тиран! Не по моей прихоти Криасморский союз трещит по швам! Не мои грехи низвергли Эклузум в пучину порока и стяжательства! — Герцог снова надел медальон и махнул рукой барону — тот посторонился, пропуская совсем молодую девушку с косами пшеничного цвета. Фастреду она показалась смутно знакомой. — Недавно ко мне пришла жительница Гайльбро, что находится на юге близ монастыря Гнатия Смиренного. Она просила моей помощи, рассказала об ужасах и несправедливости, творящихся на моей земле, но о которых я и понятия не имел. Я хочу, чтобы вы сами выслушали ее, — Грегор поманил к себе девушку. — Эльга, прошу, расскажи этим людям все, что поведала мне.

Когда она поднялась на кафедру и встала подле герцога, Фастред ее вспомнил. Девчонка в действительности жила в Гайльбро и была дочерью старосты. Монах помнил, что она много раз приходила в монастырь ругаться с настоятелем — неслыханная дерзость. Фастред на этих встречах не присутствовал и не знал, с чем был связан конфликт. Сам он в Гайльбро выбирался редко, но его собратья в деревню наведывались довольно часто. Несколько раз, как монах внезапно припомнил, туда отправляли целые отряды. Однако настоятель перед Фастредом не отчитывался, а вернувшиеся подробностями не делились.

Впрочем, когда Эльга начала рассказывать историю с самого начала, он все понял.

Суровую правду принять было нелегко — та обрушилась на него, словно обух. В голове грохотали угрозы, которыми настоятель Хелирий, со слов девчушки, буквально засыпал жителей деревни. Дочь старосты лгать бы не стала — ее слова можно было легко проверить. И Фастред не сомневался, что на этот раз правда оказалась на стороне жителей Гайльбро.

Впервые за годы, прошедшие со времен последнего похода на Спорные земли, он ощутил ярость. Поздно заметил, как сжал до побелевших костяшек рукоять своего меча, и торопливо одернул руку от пояса. Незачем пугать добрых людей, да и сердиться Фастред мог лишь на самого себя — столько лет прожить в обители и не замечать таких вещей! Впрочем, он не сомневался, что во многие дела Хелирий не посвящал его намеренно — опасно распускать язык перед известным правдорубом.

Старик поправил грязный шаперон и укоризненно покачал головой:

— И ведь монахи… Монахи! Не разбойники или еще какие гацонские головорезы, а люди, что должны хлопотать за нас перед самим Хранителем! Кто же тогда будет их грехи отмаливать?

Фастред признал, что уже и сам не знал ответа на этот вопрос.

Закончив рассказ, девушка торопливо спустилась с кафедры и спряталась за спиной эрцканцлера. Герцог расставил руки по краям кафедры и подался вперед, внимательно заглядывая в глаза каждому, с кем встречался взглядом.

— Теперь вы понимаете, что творится, добрые люди Хайлигланда! Как доверять монахам, которые думают лишь о преумножении собственного богатства, а не о боге? И эти змеи в обличии праведников подчиняются не мне, не императору, а Эклузуму! Прохвосту Ладарию, который ест с золотых тарелок, пьет в пост дорогое вино и творит бог знает какую еще непотребщину, пока мы здесь проливаем пот и кровь за союз! Пока ваши мужья и сыновья гибнут от рук рундских варваров!

Наконец-то зал по-настоящему зароптал. Возмущенные реплики то и дело долетали до ушей Фастреда. Монах плотнее запахнул плащ, опасаясь, что его раскроют.

— Если бы только это! — проревел Волдхард. — Великий наставник предложил мне сделку. Сулил прощение в обмен на жизнь смиренного праведника, — герцог показал на еретика Аристида. — Человека, дважды спасшего жизнь леди Ириталь. Монаха, применявшего все свои знания во спасение людей. Ученого, задававшего слишком много вопросов Эклузуму, и за это приговоренного к смерти. Но за что же именно? За то, что не замарал себя грехом стяжательства? За то, что думал о людях?

— Что он сделал, ваша светлость? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Ничего, за что следовало бы казнить, — ответил герцог. — Брат Аристид хотел вынести веру из золоченых храмов к людям! Перевел Священною книгу, чтобы ее могли читать не только в стенах Святилищ! И какая награда была за его труды? Эклузум сжег его переводы! Он боролся за то, чтобы вы могли обращаться к Хранителю без вездесущего взгляда наставников! И что в ответ? Эклузум клеймит его еретиком, злодеем! Хочет его смерти! Но Хранитель спас его от гибели! И теперь я знаю зачем — чтобы вы услышали правду. Чтобы знали, кто борется за ваши души, а кто — за кошельки!

Прихожане закивали:

— Герцог дело же говорит!

— Верно! И так ничего не поспеть, а когда грехи отмаливать?

— Правильно-правильно! Ничего ж на этом антике не понятно! Негоже живым говорить на мертвом языке!

Грегор широко улыбнулся. Впервые за все выступление.

— Я тоже так считаю, — сказал он.

Фастреда передернуло. Он разговаривал с теми, кто читал труды Аристида, и долго размышлял над аргументацией, приведенной еретиком. То, что проповедовал этот монах, гораздо лучше подходило реалиям северной жизни. Фастред даже допускал, что некоторые из размышлений еретика были весьма занимательны и, возможно, даже перспективны. Но Фастред никогда и никому не говорил об этом — он был правдорубом, но не был идиотом. Ибо идиоты, облитые толстым слоем смолы, имели обыкновение очень ярко гореть.