Плясать до смерти - [36]

— Да, Настя. Ты расширила мой кругозор. Таких еще не видел.

— Дарю.

Утро было светлое, и мы трое, как раньше, пили на кухоньке чай, словно ничего и не изменилось.

— Но где же Рикашка? — не выдержав, все же спросила Нонна.

Настя резко вскочила, в глазах ее сверкнули слезы.

— Ты еще будешь спрашивать! — гневно, с ударением на «ты» воскликнула она.

Мы, выходит, еще и виноваты и не имеем права даже спросить? То ли он играл в том бою роль коня или боевого слона и погиб, то ли просто сбежал, не в силах выносить этот ад.

— Я знаю! — Глотая слезы, Нонна старалась говорить бодро. — Он сейчас где-то носится, он главарь стаи собак! Ему все подчиняются! — Она всхлипнула, подтерла нос.

Слезы сверкнули и у меня, и у Насти. Минута молчания. Рикашка остался там, в прежней жизни, может быть, лучшим воспоминанием. И если бы он был единственной жертвой новым временам!

— Ну! — Я налил по рюмке. — Рикашка! Мы тебя любим! Тебя нет, наверное, но ты… был лучшим в нашей семье!

Глава 5

Пальмы! Море! Киносъемки!

Я свое слово держу. Но для этого, надо сказать, пришлось пройти ряд напряженных этапов.

— Граф, говоришь, здесь жил?

Это мы удачно зашли хлопнуть по рюмке. До этого Жора говорил уклончиво: «Живут — и нехай живут. Поглядим», но тут вдруг завелся.

— А чё! Неплохо тут свадьбу сыграть, где граф жил!

Вот так, как бы случайно, и сцепляется все.

— Вон, в витраже, — показывал я, — герб его горит! «Deus conservat omnia» — «Бог сохраняет все».

Под этим гербом с Кузей отмечали мы день рождения Настьки. И — вот!

— Так давай! Куда? — Жора нетерпеливо вскочил. — Насчет средств не волнуйся!

Не каждый день своего единственного сына за дочку писателя выдает!

Агнесса наша изумленно бровь подняла. Не привыкла, чтоб в кабинет ее (бывший графский) входили без звонка и даже без стука. Но Жора уверенно в кресло сел.

— Ну, давайте знакомиться! — свою кургузую лапу протянул с якорьком между пальцев. Морской волк. Он же сухопутный.

Агнесса глянула на меня. Я кивнул. Подала ему холеную ручку. Раньше пустила бы такого к себе в кабинет разве что в качестве монтера. Но нынче все удалось перемешать. За что боролись!

— Вот, думаем у вас свадьбу сыграть — с дочкой его!

Заодно и меня проверил: как я тут стою? Агнесса не подвела, почтительно кивнула:

— Это большая честь.

Для кого, не уточнила. Но Жора оценил. Приосанился в кресле:

— Так что у вас есть?

Ну, это он распоясался. Агнесса на место поставила:

— У нас? — подняла тонкую бровь. — Ни-че-го.

…Целовала жадно, порой исступленно. Но — в прошлом.

— Принесу, — сказал Жора спокойно.

Агнесса отшатнулась:

— Простите, а вы кто?

— Строители мы!

Даже в советское время не говорили они с такой гордостью! Агнесса на меня глянула: «Представляю, что он может дать!»

— Магазины строим.

Существенное добавление!

— Ну и потом их… ведем.

— И как вы планируете свадьбу? — Любезно Агнесса поинтересовалась.

— Нор-мально планирую! Вы думаете, кто в театральном институте учится? — гордо спросил.

Агнесса напрягла все свои умственные способности:

— Ваш сын?

Жора стукнул себя в грудь:

— Я учусь! Захожу вот так к ректору: чего новенького, Васильич, чем помочь?

Да, это будет посильней, чем система Станиславского!

— Так что все принесем, с вас только «швыряла»!

Дворец бракосочетаний Жоре не подчинялся, поэтому он быстро все в ЗАГСе сварганил. Гостей вез на рабочих автобусах — особенно Алла оторопел-ла.

Зато стол!..

«Швыряла» тут сохранились отменные! Хрусталь сиял!

Жора, впрочем, был недоволен:

— А зала попышнее у вас нет?

— Граф Шереметев обходился, — сказала Агнесса.

— Так ему это на каждый день, а нам раз в жизни! — резонно заметил Жора.

Легкое безумие во всем этом витало. И без бабульки не обошлось. Настюлька зачем-то ее доставила: то ли над ней издеваясь, то ли над собой, то ли над всеми сразу.

— Настенька, это жених твой? Он продавец?

— Почему продавец, бабуля?

— Он такой любезный!

Николай самолюбиво откинул чуб: комплимент, похоже, пришелся ему не по душе. Все ненормальные тут! А дело вроде бы клеится? Или нет?

Настька даже голову не помыла — что она хотела этим сказать? Ни фаты, никаких тебе флёрдоранжей. Почему же так мрачно? Центр захватила бабка, безостановочно рассказывала о какой-то бурной светской жизни…

— И тогда граф Телячий сказал…

Мог быть такой граф? Навряд ли. Все целовали руку ей, а почему-то не Нонне и даже не невесте. И Жорины родичи сильны. Один его брат из Архангельска чего стоит! Да и другие не хуже. Но больше всего огорчали писатели, заглядывающие на огонек.

— Это что, Валерик, родственники твои?

— Мрамора много, а плясать негде! — Жорина сеструха пожаловалась. Я бы с ее комплекцией не лез плясать, но они — люди без комплексов. Иногда только вздрагивал я да морщились наши аристократы — Кузя и Алла. Но как же без них? Можно сказать, что прощались с нами, провожали нас в иной социальный пласт.

А особенно молодежь огорчала! Странно себя вели. Сидели как заколдованные, тостов не произносили, пили в основном пиво, но вид при этом имели такой, словно их непрерывно подташнивает.

Не терплю, когда все разваливается! Даже когда приезжал с друзьями на юг, чувствовал словно вину за то, что море не такое синее, а горы не такие высокие. А тем более свадьба единственной дочери! Огляделся. Надо весь этот хаос в кучку собрать. Но хоть какой-то восторг должен быть? Не обязательно сделать все, можно сделать хоть что-то.