Пляс Нигде. Головастик и святые - [6]

Под конец рассказа он уже откровенно бредит, вынося художнику Чоросову благодарность от лица народного хозяйства: “Волшебное озеро дало и даёт теперь Советскому Союзу такое количество ртути, что обеспечивает все потребности нашей многосторонней промышленности”.

Автор вправе (кто ему запретит?) сделать своим героем мёртвого человека, вырезав из него всё лишнее для красоты повествования. Но зачем придумывать то, чего нет на картине? “Озеро горных духов” лежит в интернете – легко убедиться в отсутствии кроваво-красных отблесков на холсте. Пейзаж – холодный, зеленовато-стальной. Горы, покрытые вечным снегом, стоят над озером, как неодолимая стена, конец перспективы, край света, за которым нас никто не ждёт.

На Алтае каждый младенец знает, где находится это место. Ночью разбуди его – младенец покажет озеро на карте, и добавит, что там никогда не добывали ртуть.

Вот просто – никогда, от слова “совсем”. Потому что в ста километрах к северу есть другое месторождение, разведанное давным-давно без всяких мистических заморочек и расположенное гораздо удобнее с точки зрения логистики – прямо на Чуйском тракте.

Как раз в сорок втором году, когда Ефремов придумывал своё сочинение, многосторонняя советская промышленность использовала бесплатный труд голодных ЗК для строительства корпусов ртутного комбината.

Этого факта автор не мог не знать. Геолог всё-таки. Зачем ему понадобился несуществующий завод на берегу волшебного озера? Что он хотел сказать своей выдумкой?

У меня есть только одно объяснение. Рассказ был зародышем производственного романа с авантюрной фабулой в колониальном стиле. Просвещённый европеец находит полезные ископаемые там, где туземцу мерещатся горные ду́хи.

А потом кто-то в редакции указал автору на то, что японский шпион, знающий дорогу к месторождению ртути, – не лучший сюжетный ход для советского писателя, который хочет жить.

Умному человеку достаточно лёгкого намёка. После досадного прокола с горными духами Иван Ефремов решительно и навсегда отодвигает место действия своих произведений подальше от Земли, в глубины Вселенной, на несколько сотен парсек, потому что там – безопаснее. Советский фантаст был совсем не так прост, как думали пришельцы из Туманности Андромеды. Возможно, он действительно видел будущее собственными глазами. Иначе как объяснить тот факт, что в своей главной книге Ефремов предсказал интернет (“Великое кольцо”) и Байконур – космодром в Великой степи, откуда звездолёты стартуют к другим галактикам, после выхода на орбиту включают двигатели на анамезонной тяге – и хрен их догонишь.

Наверное, поэтому спецслужбы так интересовались творчеством писателя и наблюдали за ним при жизни, а после смерти позаботились о его прахе, который литературоведы в штатском конфисковали вместе с урной. Может быть, для того, чтобы с тайными почестями захоронить в Кремлёвской стене, или, наоборот, развеять над Озером горных духов?

Нет, урну литературоведы потом вернули, – но кто знает, что они делали с пеплом?

Мне могут возразить: мол, всё это жёлтые выдумки прессы, очерняющие светлое имя покойного классика НФ. Возражайте, пожалуйста, сколько хотите, а я вам напомню выдумку самого покойника из его рассказа, в котором художник Чоросов якобы завещает Ефремову этюд картины в качестве своего посмертного дара. Так и говорит: получите, когда меня не станет.

Через пять лет после этого разговора является почтальон, не похожий на ангела, с толстой сумкой на ремне и тетрадью, где нужно расписаться в получении “Озера”. Мы понимаем, что смерть забрала художника, и надеемся только на то, что это случилось так же внезапно и безболезненно, как когда-то с Шишкиным в Петербурге. Сидел у мольберта, схватился за грудь, вскрикнул и исчез…

Мы верим в лучшее, в лёгкую смерть и загробную жизнь. Мы, простодушные читатели рассказа, не можем даже помыслить, что автор скрывает от нас правду… Ой, неужели правда?! Неужели он цинично умолчал о том, что смерть Гуркина носила синюю фуражку чекиста и была очень грубой? Картины, конфискованные при обыске, попали в архив НКВД. А оттуда посылок не отправляют даже писателям-фантастам…

Текст нравился мне всё меньше.

Ему не хватало лёгкости, воздуха и света. Надо изменить настройки повествования. Сделать рассказчику апгрейд, а если не поможет, то – харакири.

Ртуть на латыни – Меркурий, летучий бог с крылышками на пятках. Может быть, его сущность войдёт в меня, если совершить ритуальное занюхивание водоёма?

В рюкзаке лежали две бумажки американских денег. Я скрутил их в трубочки, вставил в нос, преклонил колени у кромки воды и глубоко вдохнул, визуализируя поток крошечных меркуриев, наполняющий голову. Затем лёг на бок лицом к озеру и постарался отпустить мысли. Ничего не ждать, не оценивать, только смотреть на отражение горных вершин в неподвижной воде.

Я представил Григория Гуркина, как он сидел здесь с походным мольбертом, может быть, на этом самом месте, его скуластое лицо, высокий лоб, чёрный ёжик короткой стрижки и тонкие губы. Кажется, он никогда не улыбался фотографу.

Я достал телефон, чтобы загуглить портрет художника, но телефон вдруг решил вернуться к своим древним обязанностям – и зазвонил.