Плут - [33]

Коуди с удивлением смотрела, как Дикон открывает ее тушь для ресниц и изучает кисточку. Он также проверил помаду и пудру.

— Забавляешься? — спросила она. Он ухмыльнулся и кивнул.

— Помнишь, когда я пробирался в твою комнату, мы усаживались на крыше и смотрели на звезды.

— Родители убили бы нас, узнав об этом. Дикон тихо засмеялся и придвинулся к ней, оценивающе приглядываясь. На Коуди были шорты, вязаная рубашка и разноцветный шарф, беззаботно повязанный на шее. Он потянулся к нему и медленно развязал узел, а затем, когда шарф все еще оставался на шее, притянул ее на шаг ближе. Он мельком глянул ей в глаза, прежде чем прижался к ней губами. Поцелуй был долгий, медленный и чувственный.

— Помнишь нашу первую ночь вместе? — спросил он, поднимая лицо.

У Коуди сердце подскочило к горлу.

— Да.

— Я думал, что ты мне послана с небес. Ты была так прекрасна, так нежна… А я боялся сделать тебе больно.

— Я чувствовала себя слишком хорошо, чтобы думать о боли.

— Никогда не забуду ни твой запах, ни твой вкус. Никогда, Я много думал об этом первое время, когда переехал в Нэшвилл. Привык просыпаться по ночам и думать… Иногда…

Он замолчал и подумал, не сказал ли он лишнего.

— Иногда — что?

Дикон встретил ее взгляд.

— Обычно я представлял себе, что та, с кем я был — это ты. Сначала мне было безразлично, потому что я закрывал глаза и видел тебя.

Коуди отвела глаза.

— Не продолжай, пожалуйста. Дикон подтянул ее ближе, в душе сожалея, что он хотел уязвить ее своим признанием. И, очевидно, это ему удалось. Теперь Дикон жалел, что сказал ей об этом.

— Извини, — прошептал он, поцеловал Коуди в лоб, переплел свою руку с ее и отвел ее к кровати. Минуту он просто смотрел на нее.

— Во всяком случае, я с первой встречи решил, что ты самая красивая на свете. С тех пор я знал, что хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Я даже надеялся, что ты забеременеешь.

Она была искренне удивлена.

— Ты правда хотел? Но как же твоя карьера и все твои планы?

— Это никогда не было для меня важнее тебя. Кроме того, когда хотят чего-то слишком сильно, стараются получить это, несмотря ни на что.

— Иногда семья скорее помеха, чем помощь, Дикон.

— Только если ты сам это допускаешь. — Он помолчал. — Прямо как эти типчики, которые приходят в ночлежку. У них мешок рассказов о своей судьбе. У них на все есть объяснение, и они готовы часами сидеть и объяснять, почему они не могли получить работу вместо того, чтобы пойти и поискать ее. Конечно, не все они одинаковы. Некоторые из них действительно хотят преуспеть, но они недостаточно уверены в себе.

— Ты можешь помочь им.

Ее заявление поставило его в тупик.

— О чем ты говоришь?

— Сказав им то, что ты только что сказал мне. Возможно, им нужен кто-то, кто будет верить в них.

— Забудь об этом, Коуди, я не гожусь для такой роли.

— Но кто может им помочь? — спросила она. — Я хочу сказать, что ночлежка предоставляет им сухое место для сна и тарелку еды. А ты не подумал, что у любого человека есть эмоциональные и духовные потребности?

— Но почему именно я? Кстати, у меня нет времени заниматься чужими бедами. У меня достаточно своих.

— Я не верю, что ты можешь быть безразличным, Дикон, — уверенным тоном произнесла Коуди и попыталась сесть, но он засмеялся и повалил ее обратно. Она вскрикнула.

— Ты можешь удерживать меня сколько тебе угодно, но я все равно тебе не верю. В душе это тебя действительно волнует.

Поцелуем он заставил ее замолчать. Когда Дикон отнял от нее свои губы, он смеялся:

— Единственное, что меня волнует в данный момент, леди, — это желание овладеть тобою.

Коуди чуть не задрожала, когда до нее дошел смысл сказанного. Она знала, что не сможет противиться, даже если бы и хотела. И так же она интуитивно понимала, что Дикон не хочет обсуждать глубокие, личные чувства, связанные с его новой работой, пока не будет к этому готов.

Глаза Дикона не отрывались от тела Коуди, пока он раздевал ее, медленно и искусно. Его собственная одежда присоединилась на полу к ее вещам. Коуди оценивающе смотрела на четкие линии его тела. Он был великолепен. Она прижалась лицом к его груди и вдыхала его запах. Дикон закрыл глаза и отдался ощущениям.

— О, Коуди… Ты самая лучшая на свете… Они медленно занялись любовью, касаясь и пробуя друг друга, шепча слова удовольствия. Потом Дикон долго держал ее. В доме было тихо.

— Я снова начал писать, — признался он чуть погодя.

Коуди посмотрела на него.

— Новую песню? — и когда он кивнул, она улыбнулась.

— О, Дикон, восхитительно. О чем?

— Еще не знаю до конца. Она начала приходить ко мне вчера вечером в ночлежке. У меня не было бумаги, так что я пришел на кухню и набросал кое-что на бумажном полотенце. Я полагаю, что будет о чувствах. О гневе, сожалении. Я чувствовал, что мне надо что-то делать. Я не мог сдерживаться, иначе взорвался бы. Я хочу теперь рассказать свою версию моей истории, что бы там ни считал мой адвокат. И единственный способ, который я знаю для того, чтобы это сделать — песня.

Он засмеялся.

— Конечно, она, может быть, не будет стоить и гроша.

Коуди приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза, расслабленная и усталая.