Плотницкая готика - [89]
Но всё же эта книга — больше о времени, нежели о пространстве. Декорации Гэддиса — безликая и захламлённая сцена, обрамлённая снаружи определенным архитектурным стилем, тогда как вокруг этого огороженного места (для внимательных читателей тут укромно припрятан намёк на рай и изгнание из него) бушует эпоха, навязчиво просачивающаяся сквозь стены дома в виде звуков из различных электроприборов, а также в виде персонажей разной степени загадочности и странности, часто входящих без спроса и приносящих во внутренний мир арендованной жилплощади «возвышенный ужас» мира внешнего. И так исторический (fact) и художественный (fiction) контексты смешиваются в пёстрый коктейль (faction), многое говорящий о тех временах и нравах.
Кстати, в американском постмодернизме принято выделять лучшие книги про десятилетия, где среди наиболее часто упоминаемых претендентов называют:
1960-е — «Выкрикивается лот 49» Пинчона; 1970-е — «Подручный пёс» Делилло; 1980-е — «Плотницкая готика» Гэддиса; 1990-е — «Бесконечная шутка» Уоллеса.
Время, описанное в романе, — ещё и время кризиса капитализма, о чём свидетельствует реальный заголовок «Нью-Йорк Таймс» от 25 июля 1980 года («ДЖЕНЕРАЛ МОТОРС»: РЕКОРДНЫЕ УБЫТКИ В 412 МЛН ДОЛЛАРОВ), и это единственный анахронизм в «Плотницкой готике», действие которой, по мнению Мура, происходит в октябре-ноябре 1983 года (в черновиках Гэддиса даты указаны даже точнее: с 10 октября до 8 ноября). И это актуализирует ещё одну тему романа: противопоставление кризиса внутреннего (семейного) и внешнего (общества). Важно, что все романы Гэддиса — посмертная «Агапе агония», скорее всего, повесть — буквально в первых предложениях начинаются с противопоставления, причём необязательно это антонимы:
«Распознавания» — маска / реальность;
«Джей Ар» — деньги / бумага;
«Его причуды» так и вовсе начинаются с реплики, мгновенно ставшей крылатой: «Справедливость? — Справедливость получишь на том свете, а тут у тебя есть закон».
«Плотницкая готика» — не исключение, ведь в первой же фразе есть голубь (pigeon) и горлица (dove) — многозначные символы, задействующие основные лейтмотивы романа:
1. мужское-женское;
2. мирское-религиозное (где важно библейское происхождение известного антивоенного образа, нарисованного Пикассо);
3. обмен информацией.
И теперь подробнее:
1. Диалогизм — значимая особенность поэтики Гэддиса, доведённая до филигранности в «Джей Ар», а в «Плотницкой готике» слегка разбавленная авторскими описаниями (обратите внимание на то, как мастерски он пользуется пунктуацией, вольно и даже музыкально обходясь с ней в сбивчивой живой речи и строго придерживаясь её в отступлениях). Синтия Озик в своей рецензии точно подметила это своеобразие: «Он — одержимый приёмник голосов, маниакальный соглядатай, тайный пророк и моралист. Его метод — это чистый голос, непрекращающиеся диалоги, переправляющиеся в панораму камеры внутри головы оратора». Главный голос романа — женский: Элизабет «Биббс» Бут, символическая горлица[143], окружённая разнообразными мужчинами (а вовне дома — котом и псом), из которых физически присутствуют — по крайней мере мы их лично «слышим» — муж Пол, брат Билли, арендодатель Маккэндлесс, а ещё бывший мормон и ЦРУшник Лестер. Конечно, есть ещё говорящая на французском мадам с неслучайной фамилией Сократ (как мы знаем, философ Сократ был ключевым персонажем в диалогах Платона), но она, в противоположность своей профессии, скорее представляет силы хаоса — а в конце ещё и обкрадывает хозяйку, а потому действует в условно «мужском слое» романа, на что, видимо, и должна указывать её фамилия.
Среди мужчин особо выделяется Маккэндлесс, которого Гэддис в издательском конспекте описывает как «мудрого и романтически таинственного мужчину». Между Маккэндлессом и Элизабет происходит адюльтер, но он остаётся преимущественно за кадром, как и секс, который, в отличие от его коллег, никогда особо не интересовал Гэддиса, потому что, по его мнению, для нашего мира бóльшая непристойность — деньги, мотивирующие писателей и привлекающие читателей, не зря ведь автор выдумал прекрасное и непереводимое словцо «Sly»[144]. И потому крайне обидно, что правообладатели не дали ему использовать в «Плотницкой готике» цитаты из романа Джеймса Хилтона «Потерянный горизонт», так как, по их заверению, они звучат в «излишне эротическом контексте» (Гэддису как раз и нужен был текст, «вызывающий в воображении такой читательский/визуальный стиль, чтобы он полностью контрастировал с описываемой постельной сценой»). Потому автору пришлось на этапе типографского набора спешно менять все фразы из Хилтона на фразы из «Джейн Эйр» (как известно, произведение Бронте — пародия на старые готические романы), такая вот «неотвратимая пунктуальность случайности», что выигрышно усилила идею романа, где упоминается экранизация, в которой мистера Рочестера играл Орсон Уэллс. К тому же такая замена позволила ещё раз обыграть мотив загадочной и безумной женщины в доме, непризнанной жертвы патриархального мира. Кроме того, Маккэндлесс, как и Рочестер, держит одну из комнат запертой, храня там ценные документы и тем самым оставляя себе возможность посещать сданное в аренду помещение.
