Плотницкая готика - [88]

Итак, место действия было выбрано, но возникла новая трудность: после двух предыдущих больших, «сложных и экспериментальных» (по мнению «бестолковых» критиков, на что часто сетовал автор) романов Гэддис ощущал себя заложником сложнейшей ситуации. Написать простой текст он не мог (это бы стало предательством собственного таланта), а написать ещё одно «Распознавание» или «Джей Ар», которые скверно продавались, уже не мог себе позволить финансово (это было бы предательством семьи и двоих детей от первого брака). Своеобразным компромиссом и стала «Плотницкая готика» — самый близкий, по словам автора, его подступ к людям, читающим в аэропорту, да и ко всей этой «пейпербековой публике». Но довольно скоро, в 1987-м, прочитав рецензии, он осознал, что большинство даже не поняло всех сюжетных перипетий (например, запутались в жёнах Маккэндлесса), потому надежда осталась лишь на «студентов, пишущих диссертации». И в следующем романе — «Его причуды» (1994) — Гэддис решил снизойти до «невежд и глупцов» и разъяснил наиболее непонятный для читателей нюанс: обстоятельства смерти Элизабет Бут. Впрочем, писатель шутил, что каждый должен попробовать дочитать «Плотницкую готику» до конца хотя бы потому, что она буквально не заканчивается (это не промах корректора, в конце текста действительно нет точки), и идея книги частично и состояла в этой бесконечности заявленных в ней тем.

Уильям Гэддис также упрекал многих рецензентов в том, что, разбираясь с темами и микротемами романа, они за энциклопедизмом не заметили комизм, не разглядев в «Плотницкой готике» очень смешную книгу, хотя юмор в ней преимущественно чёрный. Например, писатель берёт древнюю философскую проблему, сформулированную ирландским философом Джорджем Беркли в 1710 г. («Слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет?»), и добавляет к этому Хелен Келлер (известную слепоглухонемую американскую писательницу, политическую активистку и лекторку), переформулируя вопрос так: «Услышит ли Келлер, как дерево падает в лесу?» Смех Гэддиса — если не чёрный, то всегда немного горестный: не стоит ждать ничего хорошего от мира, где «бедные продолжат беднеть, а богатые — богатеть».

Вначале Уильям Гэддис планировал назвать свой третий роман «То время года»[141](«That time of year») по первым словам 73-го сонета Шекспира, своеобразной подсказки к некоторым идеям произведения. Важно, что в итоге писатель поменял заголовок с темпоральным маркером (пусть и очень приблизительным) на заголовок с топологическим маркером (пусть и очень неопределённым). Также впоследствии поменялась и обложка книги: первоначально Гэддис хотел репродукцию картины техасского художника Чарльза Андерсона «Вознесение» (1974), китчевой зарисовки пришествия Спасителя над далласской «Автомагистралью Торнтона», но в итоге первое издание вышло с иллюстрацией, где изображена как бы полуоторванная страница с наполовину ободранным до каркаса домом, в котором просматриваются черты вышеупомянутого архитектурного стиля. Название и обложка книги также отсылают к известной картине американского художника Гранта Вуда «Американская готика» (1930), которую часто пародируют из-за типичности изображённых на ней людей (и где домик на фоне как раз похож на тот, где происходит действие «Плотницкой готики»).

Писатель также хотел дать роману жанровый подзаголовок «romance», что, не вдаваясь в терминологические прения, можно перевести как «любовный нереалистический роман», который в англоязычной традиции часто противопоставляется «novel» («бытовой реалистический роман»). «Готику» в окончательной версии названия тоже можно и нужно интерпретировать как жанр, что даёт возможность несколько расширить восприятие романа, трактуя некоторые его образы как унаследованные из готической литературы. Многие критики также отмечали, что писатель в «Плотницкой готике» переосмыслял особенности готических романов, что роднит его текст с «Нортенгерским аббатством» (1817) Джейн Остин.

Сам Гэддис прежде всего стремился, как он говорит в интервью 1986 года, сделать совершенными стиль, содержание и форму, использовав и заставив действовать все клише художественной литературы (мужчина старше, женщина младше, распад брака, супружеская неверность, закрытая комната, таинственный незнакомец и т. д.), и всё из-за страха (как прозаик проговаривается в письмах) быть вновь записанным в безудержные экспериментаторы — и всё ради того, по его словам, «чтобы вновь не идти в крестовый поход».

Страх — важное настроение для готического романа, а у Гэддиса и художественное пространство — условно готическое, до- и одновременно антиромантическое, навевающие «приятный ужас», — типичный «дом с привидениями» (haunted house), где потусторонние (внедомные) голоса — это телефон, радио и телевизор, призраки нашего рационального века.

Телефон постоянно врывается со все новыми и новыми срочными и будоражащими известиями, радио пугает и удивляет, а телевизор развлекает шаблонными сюжетами (например, про дерущихся на поезде людей). Гэддис часто повторял, что телевидение из средства коммуникации превратилось в рупор рекламы, а многие смешные эпизоды связаны с тем, как Лиз или кто-то другой иногда включает радио, слышит какие-то сенсационные и потому бесполезные факты