– А дары когда ж дарятся между женихом и невестой? – перебил я.
– Дары тут же дарятся, – продолжал Сергеич, – как теперича, по молитве это рукобитье совершится, старички, выходит, по другому, по третьему стаканчику выпили, дружка сейчас и ведет жениха за занавеску, поначалу молитву читает: «Господи, помилуй нас» – да! Тут женишок и спрашивает: «Красна девица, дайте знать, как вас звать?» Она – хоша Катерина Степановна; значит – «Катерина Степановна, извольте наши дары принять, да не прогневаться, примите мало, а сочтите за много». Невеста дары приемлет; тут они и цалуются, впервые, значит, а другие, може, и больно не впервые, губы-то, може, до мозолей уж трепаны, особливо по нашей гулящей сторонке… Теперича и невеста в оборот жениху говорит: «Господи, помилуй нас. Добрый молодец, как вас звать?» Примерно, Николай Иваныч; выходит – «Николай Иваныч, извольте от меня дары принять, да не прогневаться, примите мало, а сочтите за много!» Отдаривается, значит – да!
– А как же невеста обвывает свой девичий век? – спросил я.
– Хорошо, сударь, обвывает, – отвечал Сергеич с каким-то умилением, – причитывает все к отцу, матери с такими речами: «Не лес к сырой земле клонится, добрые люди богу молятся. Стречай-ка ты, родимый батюшка, своих дорогих гостей, моих разлучников; сажай-ка за стол под окошечко свата-сватьюшку, дружку-засыльничка ко светцу, ко присветничку; не сдавайся, родимый батюшка, на слова их на ласковые, на поклоны низкие, на стакан пива пьяного, на чару зелена вина; не отдавай меня, родимый батюшка, из теплых рук в холодные, ко чужому к отцу, к матери» – да! Приговоры хорошие идут. У нас ведь лучше, обряднее, чем у вас, у барь. Я вот тоже с улицы в окошко на господские свадьбы гляживал – что?.. Ничего нет потешного; схватятся только за руки да ходят, а ничего разговоров нет.
– Это на сговорах; а на свадьбах, я думаю, еще больше приговоров бывает, – продолжал я спрашивать, видя, что Сергеич был в душе мастер по свадебному делу, и я убежден, что он некоторые приговоры сам был способен сочинять. Вопрос мой окончательно расшевелил старика; он откашлялся, обдернул бороду и стал уж называть меня, вместо «государь мой милостивый», «друг сердечный».
– В самую свадьбу, друг сердечный, – начал он, – приговоры, большие ведутся. Теперича взять так примерно: женихов поезд въезжает в селенье; дружка сейчас, коли он ловкий, соскочит с саней и бежит к невестиной избе под окошко с таким приговором: «Стоят наши добрые кони во чистом поле, при пути, при дороженьке, под синими небесами, под чистыми под звездами, под черными облаками; нет ли у вас на дворе, сват и сватьюшка, местечка про наших коней?» Из избы им откликаются: «Милости просим; про ваших коней есть у нас много местов». Теперича по его команде поезд въезжает на двор, а он, государь мой милостивый, все впереди, никому вперед себя идти не дает. По сеням идет, молитву творит и себе приговор говорит: «Идет друженька лесенкой кленовою, мостиком калиновым, берется друженька за скобочку полужоную. Растворите, во имя отца и сына и святаго духа, дверечки широкие: сам я, сватушка, двери на петле поведу, а без аминя не войду!» Тем, друг сердечный, что в свадебном деле ничего без молитвы начинать нельзя, весь поезд, значит, аминя и ждет – да! Как теперича им аминь из избы оголосили, дружка опять впереди всех. Первый его приговор, как в избу вошел: «Скок чрез порог, насилу ножки переволок!» Значит, чтоб с шутки начать, да и дело кончать – да! Второй приговор его: «Все люди смотрящие, все люди глядящие! Покажите мне хозяина настоящего в дому». Третий его приговор: «Сватьюшка любезный, кто у вас в доме начал?» – «Начал у нас в доме спас, пресвятая богородица!» – отвечают ему. Четвертый приговор дружки значит: «Богу помолимся, на все четыре стороны поклонимся, сватьюшка любезный, в некоторые годы, в некоторые времена ходили промеж нас старушонки, дела наши свашили, были промеж нас и сговоры! Теперича, значит, дело наше сужено, ряжено: к молодому нашему князю пожалуйте молодую княгиню, к большому барину большого барина, к меньшому барину меньшого, к тысяцкому тысяцкого, а ко мне, дураку-дружке, такого же дурака-дружку». Теперича сейчас невесту и выводит из-за занавески брат родной али там крестный. Дружка опять было первый идет, брату пива подносит, только на тот раз ему говорят – да: «Пришлите себя помоложе, подороже и повежливее!» Значит, надо жениха посылать. Идет тот сначала с пустым пивом, без денег, значит, брат ему и говорит: «Кушайте сами; наша сестричка не дешевая: не по бору ходила, не шишки брала, а золотом шила; у нашей сестрички по тысяче косички, по рублю волосок» – значит, выкуп надобно делать, денег в пиво класть.
– А дружка что тут делает? – спросил я.
– Дружка промеж тем свое справляет, – отвечал Сергеич. – Тоже, грешным делом, бывало, попересохнет в горле-то, так нарочно и закашляешься: и кашляешь и кашляешь, а тут такой приговор и ведешь: «Сватьюшки любезные, что-то в горле попершило, позакашлялось: нет ли у вас водицы испить, а коли воды нет, мы пьем и пивцо, а пивца нет, выпьем и винца!» Ну, и на другой хорошей свадьбе, где вином-то просто, тут же стакана три в тебя вольют; так и считай теперь: сколько в целый день-то попадет. С другой, бывало, богатенькой свадебки, после друженья, приедешь домой, так целую неделю в баню ходишь – свадебную дурь паром выгонять. Хорошо дружке бывает, нечего сказать, больно хорошо.
