Плохой день для Али-Бабы - [32]

И верно, Али-Баба знал, насколько мудры его слова, ибо об этом было всем известно.

— Но как, — спросил он самого молодого из разбойников, — мог ты оказаться в теперешнем положении?

— Меня поймали вместе с моим товарищем, знаменитым Синдбадом.

И снова имя, прославленное сказителями. Похоже, они сами не подозревают, сколько их в этой шайке. По такому случаю Али-Баба решил выяснить все поподробнее и спросил:

— Это был знаменитый Синдбад-мореход?

Но Разбойник Номер Двадцать Восемь покачал головой:

— Нет. На самом деле это был менее знаменитый Синдбад — Синдбад-носильщик.

«Ну вот, — подумал Али-Баба, — вот что бывает, когда жалкий дровосек делает поспешные выводы. А лампа Аладдина — наверное, какая-нибудь штука для чтения по ночам».

— Но все же, — продолжал Ахмед, несомненно, в ответ на разочарование, написанное на лице дровосека, — в своем роде он тоже очень знаменит.

— Переноской тяжестей? — скептически спросил Касим.

— Вообще-то он неплохо продвинулся, — пояснил юноша. — Мой настоящий хозяин пообещал ему очень хорошее место, но, чтобы это свершилось, мы должны были вернуться в Багдад. Однако теперь это в любом случае не имеет значения. Багдад с тем же успехом мог бы находиться в другом месте и времени, ибо теперь мы — члены шайки сорока разбойников.

— И членами шайки сорока разбойников мы и останемся, — веско и глубокомысленно объявил Гарун, — до нашего смертного часа, который, судя по моим наблюдениям, уже очень недалек.

— Таков уж наш удел, благодаря крутому нраву нашего хозяина, — согласился Аладдин.

— Такова уж наша опасная разбойничья доля, — добавил Ахмед.

— И даже более того, — подвел итог Гарун, и на лице его сквозь густую черную бороду дровосек разглядел невиданную доселе печаль, — такова наша судьба перед лицом ужасной тайны пещеры.

Крутой нрав, опасности, тайна и смерть? Как бы ни хотелось Али-Бабе никогда не покидать своего дома или не быть насильно втянутым в банду сорока разбойников, еще больше ему хотелось, чтобы они перестали говорить о таких вещах. Но прежде он еще не слыхал про эту самую ужасную тайну. Говорят ли разбойники про ту самую набитую золотом пещеру, которая обрекла его брата на, возможно, вечную жизнь в разрубленном на шесть частей виде?

— Вот во что втянул меня мой неразумный брат! — пожаловался Касим с великим жаром, — наверное, чтобы компенсировать тот факт, что выражения лица его в корзине все равно никто не мог видеть. — Я вам еще не рассказывал, как он довел меня до такого печального состояния?

Неужели Касим намерен все выболтать? Али-Баба не мог поверить, что его братец способен на такое, не задумываясь о последствиях, грозящих им нищетой. Если Касим расскажет всю историю, — без сомнения, разбойники припомнят, что у них пропало изрядное количество золота, а потом сообразят, куда это золото, скорее всего, делось. А поскольку то место, где пропавшее золото может быть, находится всего в нескольких шагах вниз по улице, что помешает им вернуть себе это уже однажды нажитое нечестным путем богатство, которым, Али-Баба был в этом уверен, они с радостью завладеют столь же нечестным путем еще раз?

Тут запаниковал бы даже самый хладнокровный человек. А уж тем более обычно тихий и работящий Али-Баба, который заговорил прежде, чем кто-либо успел попросить у его брата дальнейших пояснений.

— Вы уверены, что хотите слушать бредни моего брата? — поинтересовался дровосек с, как он надеялся, беззаботным смехом. — Последнее время он немножко не в себе.

Как обычно, Касим не замедлил оскорбиться:

— Как смеешь ты говорить такое обо мне, твоем собственном брате? — Но пребывание в корзине в виде шести отдельных частей, без сомнения, творит чудеса в плане воспитания смиренности. И вот, после короткой паузы, Касим добавил: — Впрочем, если говорить совсем уж точно, я думаю, что меня, собственно, тут несколько, не так ли? Однако я хотел бы поведать вам свою историю. Или, учитывая мое теперешнее состояние, истории?

Его брат еще некоторое время продолжал бормотать что-то в этом роде, и с каждым подобным замечанием остальные обращали на него все меньше внимания. Дошло до того, что скромный дровосек стал испытывать некоторое чувство вины из-за того, как он обошелся со своим родным братом, но это было не настолько сильное чувство, чтобы заставить Али-Бабу выдать тайну своей кухни. Вот так золото заставляет нас забывать даже про родственные обязательства.

— Но я собирался рассказать вам, как я раздобыл лампу, — начал разбойник, которого когда-то звали Аладдином, явно желая сменить тему после невразумительного бормотания Касима. — И как она принесла мне великую удачу, прежде чем я снова лишился ее.

Али-Баба присел на корточки и приготовился слушать. Если уж ему суждено провести остаток жизни в плену, то он может, по крайней мере, немного развлечься.

— В своей прежней жизни, — начал Аладдин, — я не слишком отличался от того, кого вы видите теперь, ибо я был сыном бедного портного…

— Портной! — горестно вскричал Касим. — Теперь мне никогда не быть сшитым!

— Ты прав, — сказал Ахмед Али-Бабе, — твой брат совершенно определенно спятил.

— Это вполне понятно, — рассудительно заметил Гарун. — Один шок, должно быть, был просто чудовищным. А дальнейшие последствия? Как можно жить, зная, что можешь однажды утром проснуться и недосчитаться каких-нибудь своих частей?