Плохие девочки. Почему их любят мужчины и как хорошим девочкам узнать их секреты - [74]

Но когда Фиби забеременела, она отказалась делать аборт и объяснила Майку, что врач посоветовал ей выждать несколько недель, прежде чем делать аборт. Когда этот срок вышел, Майк отвез ее в абортарий. Выйдя из кабинета, она сказала ему, что в первый раз ограничиваются консультацией, чтобы дать ей возможность все хорошо обдумать. Майку осталось только сожалеть. Через неделю они вернулись.

Я ожидал, что на этот раз она пойдет до конца. Когда она вышла из кабинета, вид у нее был грустный и заплаканный. Я сказал: «Ты это сделала?» Она со слезами твердила: «Я не могу убить этого ребенка! Не могу! Не могу!» А я тем временем вспомнил ее слова о том, что она делала аборты четыре или пять раз. Я почти все время боролся с подавленным состоянием, и эта ситуация лишь усугубляла мою депрессию. Я не знал, что сказать. Я знал лишь, что не хочу жить с ней, независимо от того, оставит она моего ребенка или нет.

Майк пошел к женщине-психотерапевту, и она посоветовала ему разорвать эти отношения. Майк ответил, что считает себя слабаком и что не может обидеть Фиби. Психотерапевт проводила с ними сеансы по отдельности и в паре, но неизменно советовала Майку уйти от Фиби — независимо от того, сделает ли она аборт.

Я сказала Фиби, что психотерапевт рекомендовал мне расстаться с ней. Фиби все время плакала, из-за того что я от нее ухожу, потому что она забеременела. Она предложила мне компромисс — я останусь с ней на период беременности и курсов для будущих родителей, пока она не родит. Потом пробуду с ней еще две недели, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, после чего смогу уехать, забыв и о ней, и о ребенке.

Оказавшись между молотом и наковальней, Майк согласился. А тем временем Фиби под давлением психотерапевта призналась в том, что она нарочно перестала пользоваться противозачаточными тампонами, чтобы забеременеть.

Когда врач рассказала мне об этом, я сказал ей: «Я вам не верю. Это не может быть правдой». Но психотерапевт настаивала на том, что Фиби сделала это нарочно. Когда я стал расспрашивать Фиби, она неизменно твердила, что у нее это вышло случайно.

Майк хотел верить Фиби, потому что не желал признавать, что сам угодил в ловушку. Такое случалось только с другими мужчинами, во всяком случае так он когда-то считал. В конце концов он понял, что психотерапевт была права. Во время беременности они не жили вместе, но Майк помнил о сделке, заключенной с дьяволом: быть рядом с Фиби до тех пор, пока не истекут две недели после рождения ребенка.

Фиби совсем ополоумела из-за гормонов. В один миг она превращалась из котенка в пантеру. По мере того как приближался срок родов, я все больше цепенел от ужаса и очень хотел, чтобы все это оказалось просто дурным сном. Я старался быть дружелюбным и предупредительным, потому что знал, что малыш страдает, когда мать рвет и мечет.

Наконец у Фиби начались схватки, и они спешно отправились в больницу. Примерно в четыре утра медсестры отвели ее в родильное отделение.

Сестра Фиби, которая, по всей вероятности, не знала о нашей сделке, сказала мне: «Ну что, Майк, готов быть гордым папашей?» Я в ответ подумал, что уже готов убить мамашу. Я нахмурился. Наконец-то ребенок появился на свет. Это была здоровая девочка. Мы все крепко обнялись. Фиби надеялась, что, когда я увижу ребенка, мое сердце растает и я захочу жениться на ней и жить под одной крышей долго и счастливо. Но дело было не в ребенке. Я ни за что не хотел провести с ней всю свою жизнь.

Майк проводил с Фиби и ребенком столько времени, сколько мог. Он хотел убедиться, что у них все в порядке. По окончании двухнедельного срока они отправились на шоу Робина Уильямса. Они все еще были согласны с тем, что это шоу будет их последним совместным вечером. Они много смеялись — идеальный, казалось бы, способ закончить отношения.

В тот вечер я старался быть как можно более мягким, прощаясь в нашу последнюю ночь. Утром я уже готовился к отъезду. Фиби разволновалась и заплакала. А потом она вообще ошеломила меня, взмолившись о том, чтобы я остался еще на полгода. «Все изменится, вот увидишь», — упрашивала она. Я удивленно посмотрел на нее и не мог поверить в то, что она только что сказала. «Просто поживи с нами еще шесть месяцев», — умоляла она. Я ответил: «Такого уговора не было». Она плакала. Я пошел к двери. Когда я обернулся, она стояла и глядела мне вслед: одинокая, покинутая женщина. Я и сам, признаться, пустил слезу, но все же уехал.

На каждом шагу Фиби уговаривала Майка остаться подольше — пыталась убедить его вернуться. Она поняла, что теряет хватку, поэтому удвоила усилия: звонила ему в любое время дня и ночи, ныла и плакала. Наконец он сменил номер телефона и переехал, стараясь не оставить ей зацепок. Он хотел, чтобы она потеряла его след.

Но однажды — динь-дон! — позвонили в дверь. На пороге стояла Фиби. Она заехала в окружной суд и навела справки о том, нет ли у них записи о том, что я купил дом. Она сказала, что ей нужно в туалет. Я впустил ее в дом. Мы поговорили, и она ушла.

Но затем она вернулась, и на этот раз уже с ребенком. Уходить она не захотела. Мне пришлось вызвать полицию, чтобы ее вывели со двора. Полицейские провели с ней беседу, и она ушла. Фиби узнала мой новый телефонный номер, регулярно звонила мне и кричала, что я снял с себя всякую ответственность за ребенка, что следовало понимать так: «Вернись ко мне». Я написал ей в письме: «Я не хочу иметь ничего общего ни с тобой, ни с твоим ребенком». Я положил это письмо прямо в ее почтовый ящик, чтобы она быстрее получила его. На следующий день, когда я был на работе, мне вручили повестку в суд на алименты. Я стал думать, кого мне убить: себя или ее. На самом деле я не собирался делать ничего такого, просто не мог не фантазировать об этом. Я пошел в пункт медицинской помощи и получил рецепт на валиум, чтобы успокоиться и заснуть.