Плохие девочки не плачут - [45]

Как по мне, я особо не думала в тот памятный момент. Я пыталась освободиться или сорвать спинку кровати. Не знаю. Дергала изо всех сил, не заботясь о целости и сохранности собственных рук. На меня накатил очередной приступ ослиного упрямства, вынуждающий биться головой о воображаемое стекло.

— I have better (У меня есть лучше), — задумчиво произнес фон Вейганд.

«Надеюсь, не здесь!» — взмолилась я высшим силам.

И забилась с удвоенным остервенением, но без особого успеха. Ни наручники, ни кровать не желали поддаваться.

— I will show you later (Япокажутебепотом).

«Фух, отличненько, а то мы тут все распереживались», — облегченно вздохнул сонм внутренних голосов.

Спасибо за приятные перспективы. Ну, теперь можно расслабиться и получить удовольствие. Закурить не найдется?

Не успела я толком возрадоваться помилованию филейной части, как шеф-монтажник вытащил ремень и недобро ухмыльнулся.

Он мог быть нежным, покрывать легкими поцелуями от макушки до пяток, ласкать так, что замирало сердце, касаться, не стесняясь никаких запретов. Но в ту ночь для нежности не осталось эфирного времени. Моя задница обратилась в сплошную болевую точку.

Я кричу. Громче и громче. Снова и снова. Фон Вейганд не дает передышки. Десять ударов следуют один за другим, а после я сбиваюсь со счета. Это намного больнее, чем в предыдущий раз. Оказывается, пороть можно по-разному, и он в этом ремесле знатный специалист.

Партизан из меня фиговый. Не могу терпеть, стиснув зубы. Извиваюсь, пробую увернуться. Тщетно. Не хочу кричать, но иначе не получается. Честно пытаюсь сдержать вопли, однако бездарно проваливаюсь. Раскаленные змеи двигаются по ледяной коже. Голову сдавливает тисками. Закрываю глаза, сжимаю кулаки. Стараюсь не дышать. Но дыши или не дыши — одинаково больно.

Грохочет музыка, мои крики причудливо переплетаются с хлесткими ударами ремня, дополняют жесткую композицию. И мне кажется безумным то, что я возбуждаюсь, и лишь возбуждение помогает переносить боль.

Я всё равно хочу его. Хочу этого ненормального ублюдка. Хочу его всеми извращенными способами, которыми он способен взять. Я не люблю боль. Я люблю его. И если они продаются комплектом, так тому и быть.

Глаза широко распахнуты. Вижу темноту. Она касается меня, делает кожу гусиной, наполняет душу.

Фон Вейганд впивается в мое плечо зубами. Дико, по-звериному. Он… не могу подобрать подходящее слово… «тр*хает» — чересчур мягко, а «еб*т» — недостаточно грубо. Вероятно, нужного слова не существует. Не придумали еще глагол, способный адекватно отразить происходящее между нами в ту ночь.

Кажется, он поставил на мне клеймо без помощи огня и железа. Особую печать, которую нельзя свести, которой остается лишь покориться. Открыл новые грани и показал, как боль способна оттенить наслаждение, наполняя чувства новыми красками.

— Даже не думай! — строго заявляю и угрожаю ему пальчиком.

Макияж получился не слишком удачный, но сойдет. Встаю, направляюсь к шкафу, перебираю наряды.

У вас может сложиться неверное впечатление, будто кроме секса, мы ничего не делали. На самом деле мы делали многое.

Фон Вейганд работал, я часами смотрела на то, как он работает. В качестве обязательной программы — ели, пили кофе или чай, иногда вино. Он любил красное сухое. Еще мог выпить виски, но это редко.

Шеф-монтажник иногда выводил меня в свет — по ресторанам и магазинам. Я не возражала. В магазинах мы всегда выбирали белье, то есть могли и другое выбрать, но «белье» — неприкосновенный пункт контракта. Дома приходилось мерить всё по второму кругу. Он любил смотреть, буквально пожирая взглядом, а потом…

Так вот между нами было больше, чем просто секс. Честное слово.

В мистере фон Вейганде мне нравилось все. Даже если бы он ковырялся в носу, это выглядело бы эротично. Впрочем, за таким постыдным делом я его не застала ни разу. Он идеален. Как по мне. И я сама поражалась, гадая, смогу ли найти хоть что-то плохое, или же настолько очарована, что ничего не замечаю.

Мне нравилось, как он одевался. Черное, серое, белое. Был у него занятный оранжевый комплект, вообще, пик сексуальности. Шучу, не было. Мне нравились его симпатичные шортики. И без шортиков он тоже смотрелся выше всяких похвал. И в мягком белом халате перед ноутбуком. Я пыталась заглянуть ему через плечо, но все попытки шпионажа жестоко пресекались. Иногда он хватал меня и нес на кровать. Иногда просто выразительно смотрел сдвинув брови, заставляя чувствовать себя щенком, нагадившим в неположенном месте.

Единственным украшением, помимо колец на тех самых пальцах, была серебряная цепочка с маленьким кольцом.

«Помешался он на этих кольцах? — интересовался внутренний голос и ехидно прибавлял: — Кстати, где наш крестик? Было бы неплохо вернуть».

Мой крестик никто не собирался возвращать, а все вопросы игнорировались. Разумеется, удобно не понимать, когда не хочешь понимать.

Я рассматривала колечко на его груди с затаенной ревностью. Размер явно женский, очень смахивает на обручальное. Простое серебряное кольцо без камешков и узоров. Что это? Дань прошлому или угроза в настоящем? Первая любовь, роковая женщина, обратившая его сердце в лед, любимая супруга или обольстительная любовница, лучшая из вереницы в галерее побед? Конечно, спрашивать глупо. Он никогда не ответит. Поэтому оставалось теряться в догадках, задумчиво поглядывать на визитку Ксении, томиться ожиданиями.