Плоды манцинеллы - [32]

Андрас шепчет в пустой комнате, отвечая ее мольбе.

— Я наблюдала за всем из окна. Смотрела и думала, что мне все снится. Надеялась на это. А потом появились они… Толпа людей, мужчин и женщин. Он схватили какого-то парня у здания напротив, повалили его на землю и начали пинать, — тихий плач Карен перерос в настоящие рыдания. — А потом… Потом они поймали девочку, взяли ее за волосы и начали долбить головой о ст-стену! Я все еще вижу бардовое пятно в том месте! А она там так и лежит! Они бежали по улице и уб-бивали! — Кгеррецан рыдала, глотая слова и целые предложения, а Андрас Ланге стонал в ответ, роняя слезы на яркий экран смартфона.

Энди сполз на тротуар по холодной стене какого-то дома. У него не осталось сил, чтобы идти, чтобы терпеть. Чтобы жить.

— Из нас бы гвозди дела-ать! — пьяно бросил он в вечерний сумрак. — Только… Только вот так себе, сука, гвозди…

— Вам нужна помощь?

Ланге медленно повернул голову на звук, но это не помогло. Мир выглядел смазанным, как небрежная клякса, и Энди ничего не разбирал. Откуда-то из темноты вынырнул расплывчатый силуэт, в котором Андрас узнал женщину, провозгласившую приход Родства.

— Пшла прочь! — небрежно отмахнулся он. — Сгинь! Если бы не ты… То все бы… Сгинь…

Мир накрыла черная пелена.

Глава 8. Дитя

Марта оказалась права — им здесь не рады. Шагая по улице, плотно засыпанной свежим снегом, он постоянно ловил на себе недобрые взгляды. Даже в самом начале, когда они вышли из номера, оставив в нем все свои вещи, на ресепшене захолустной гостиницы их ждал далеко не радушный прием. Кое-как, используя скудные языковые навыки, им удалось выяснить, что: во-первых, в гостинице не кормят. Совсем. Даже повара нет. Во-вторых, уборка в номерах осуществлялась только после выезда постояльцев. Диалог с неприветливым администратором длился слишком долго. Себастьян все это время манекеном стоял рядом с Мартой, наблюдая, как мрачнеет ее лицо. Заговорил он лишь после завтрака.

— Все на нас пялятся. Буквально, — Бастиан чувствовал дискомфорт, ощущал себя так, словно попал под объективы сотен камер. Будто вновь оказался на самом первом интервью.

Они наспех поели в местной забегаловке, что насквозь пропахла табаком и хлоркой, и отправились в больницу, адрес которой Марта повторила несколько раз за это утро. Город Коломна, улица Тургенева, дом 1, корпус Б.

— Думаю, по нам видно, что мы иностранцы, — она бросила на него мимолетный взгляд. — По тебе уж точно.

— И что с того? Мы же не прокаженные.

— Думаешь, они видят разницу? Думаешь, она для них есть? Это маленький город, Бастиан, не удивлюсь, если все знают друг друга в лицо.

— В Европе полно таких городов, — не унимался Майер. — В Германии, Франции, Чехии. Там нас так не встречали.

— Там и люди были другие.

— Я не понимаю. Мы же просто идем, никого не трогаем. В чем вообще смысл? Они пялятся на нас, словно мы факелы в руках несем.

— Я не знаю, Себастьян, не знаю, в чем смысл.

— Но ты была готова. Сама сказала в аэропорту…

Снег хрустел под ногами. То зычно, то глухо — будто каждый шаг нес в себе уникальность. Марта, насупившись, смотрела вперед, придерживая рукой длинный подол пальто. Ее теплое дыхание оседало инеем на шарфе и вороте, создавая красивый, самобытный образ.

— Я… — она запнулась, подыскивая слова. — Ты раньше не был в России, да? А я была. Давно, очень давно. Тут и раньше везде ощущалась эта недоброжелательность. Даже не совсем так — со всех сторон тянуло озлобленностью, да такой, что граничит с ненавистью. Теперь же, с приходом сканера… — Марта язвительно поморщилась. — «Метлы». Не думаю, что стало лучше.

— Такие же люди, как и мы, — Майер неуютно поежился. — Никогда я не понимал всех этих социальных особенностей. Всю жизнь был…

— Изгоем, — кивнула она. — И не ты один. Но я адаптировалась и привыкла. А вот эти люди, — Марта неопределенно махнула рукой, — кажется, не смогли. Или же смогли, но их мир пожестче нашего.

— Ты ищешь им оправдание?

— Так и есть, Бастиан, — она остановилась и посмотрела в глаза. — Я пытаюсь донести до тебя одну простую мысль, но ты никак не хочешь ее понять: мир не был готов к НСГМ. Мы создали монстра, Себастьян, и беды многих на нашей совести. Даже первый встречный в этой стране…

— И что ты хочешь от меня теперь?! — вспыхнул он. — Ты твердишь мне о какой-то нарушенной нравственности, приводишь тупые аналогии с индейцами и все ноешь, ноешь: НСГМ то, НСГМ это. Что я должен сделать? Повернуть время вспять?

Она одарила его ледяным взглядом и круто развернулась на каблуках, скрипнув снегом под ногами. Марта решительно шагала по улице, и Себастьяну ничего не оставалось, кроме как следовать за ней.

— Все в этой жизни имеет цену, понимаешь? — он шел, выкрикивая слова. — Любое крупное открытие меняет мир, и мы меняемся вместе с ним. Должны меняться. Те, кто не может… Ну, это их проблемы.

— Их проблемы? Это ты смело сказал, — она резко остановилась, крутанулась и ткнула пальцем ему в грудь. — А ты никогда не задумывался, кем бы ты был, если бы сканер изобрел кто-то другой? Давай я тебе скажу, Себастьян Майер, открою твои замутненные глаза: твой скан чуть выше медианы. Ты не гений. Ты не прирожденный спортсмен или музыкант. Тебе не стать математиком или режиссером. Ты никто. Вот так вот просто. И об этом очень красноречиво сказано в твоей карточке. Но Великим Изобретателем ты стал вопреки унылой статистике, ты много трудился и преуспел. А все, кого наш драгоценный «Ноджу» заклеймил непригодными, не имели даже этого. Не имели простого шанса сделать что-либо, чтобы доказать свою состоятельность и возможную значимость. Вот такая наша правда, такой мы ее видим и принимаем. Но талант не равен труду, Бастиан.