— Почему бы не рассказать Грэму? Пусть он сам поговорит со своим братом, — предложил Роман. — Если информация правдива, Брукс его выслушает.
— Нет, — возразил Саттон. — Это должно произойти здесь, у меня в кабинете. И они оба должны присутствовать.
— Папа, но почему? — невольно вырвалось у Грейси.
Саттон с нежностью взглянул на дочь и тихо произнес:
— Просто так надо.
В его глазах сквозила такая беспомощность, что у Грейси внутри все поплыло. И она решилась на то, чего собиралась никогда больше не делать. Заговорить с Романом.
Она сглотнула ком, вдруг вставший в горле. Почему он кажется таким грозным, холодным и неприступным? Может, он стал таким в армии? Потому что тот Роман, которого она знала, никогда на нее так не смотрел. Она даже не могла вспомнить, чтобы он хоть раз повышал на нее голос, если они ссорились. Да и ссорились они, честно говоря, редко. Их отношения развивались спокойно. До тех пор, пока все не развалилось. Пока она не узнала о том, как он ее предал.
Она кричала на него тогда. Хуже всего было то, что он не кричал в ответ. Просто стоял перед ней, исполненный раскаяния, принимая на себя всю ответственность за то, что сделал.
Сожаление отчетливо читалось на его лице, хотя он так и не извинился. Правда, извинения ничего бы не изменили. Но раз уж отец хочет встретиться с братьями Ньюпортами, так тому и быть. Поэтому Грейси подавила свою гордость и произнесла:
— Ты же знаешь, что мой отец болен. Если он хочет этой встречи, я тоже хочу. Что мне сделать, чтобы ты нам помог?
Отец притронулся к ее руке и твердо сказал:
— Спасибо, Принцесса. Но позволь мне разобраться самому.
Принцесса?
В самом деле?
Роман с трудом подавил желание закатить глаза. Его нисколько не удивило, что Грейси защищает своего отца. Она всегда плясала и будет плясать под дудку Саттона. Преданная папочкина дочка. Роман усвоил это давно, и тот урок дался ему непросто. Но когда приходит время выбирать, Саттон и сестры для Грейси всегда на первом месте.
На взгляд Романа, старику оставалось недолго. Он исхудал, лицо посерело. Когда Роману было пятнадцать, он наблюдал, как то же самое происходило с его собственным отцом, а через пять лет — и с матерью. Жить Саттону Винчестеру явно осталось недолго, и Роман не сомневался, что женщины, пьянство и напряженный бизнес в немалой степени этому поспособствовали.
Поэтому Роман не испытывал жалости.
Повернувшись к нему, Саттон спросил:
— Так ты организуешь нам встречу?
Еще чего! Да кем он себя возомнил? Роман ни черта не должен этому старику.
— Нет.
— Я заплачу.
Роман почувствовал нарастающую злость. Его тошнило от одной мысли о деньгах Саттона. Он решительно покачал головой:
— Нет и еще раз нет.
— Чего ты хочешь? Назови свою цену.
Роман открыл было рот, чтобы заявить старому козлу, что предложить ему нечего, но почему‑то замешкался. Взглянул на Грейси, которая изо всех сил старалась не смотреть на него. Вспомнил, как Саттон некогда пытался при каждой возможности разрушить их отношения, потому что Роман — сын военного — не казался ему подходящей партией для его драгоценной дочки. Но с тех пор Роман проделал большой путь. Теперь он нужен Саттону, и тому явно нечего терять.
Он неспешно скользнул взглядом по фигурке Грейси:
— Как насчет одного часа наедине с твоей дочерью?
Грейси моргнула один раз, второй и недоверчиво поинтересовалась:
— Для чего?
Губы Романа медленно расползлись в улыбке.
— Это уж мне решать.
Грейси открыла рот, но не издала ни звука. Он сумел лишить великую Грейс Винчестер дара речи. Вот это достижение! Оно принесло ему даже большее удовлетворение, чем можно было ожидать.
— Я пошутил. Просто хочу поговорить.
— Но я не хочу с тобой говорить! — Грейси бросила обеспокоенный взгляд на отца. Может ли Саттон действительно ее заставить? Приказать ей с ним поговорить, зная о том, что произошло между ней и Романом?
— Даю тебе пятнадцать минут, — сказал Саттон, подтвердив, что он действительно такой ублюдок, каким его считал Роман. Торговать собственной дочерью!
— Папа! — ахнула Грейси и умоляюще посмотрела на Романа.
— Сорок пять, — отрезал тот, не обращая на нее внимания.
— Двадцать, — не мешкая ответил Саттон.
Уму непостижимо!
Грейси стояла с открытым ртом, не в силах поверить, что этот разговор происходит наяву. Что за нее торгуются, как за вещь!
— Тридцать, и ни минутой меньше. Это мое последнее предложение. Или разбирайся сам, дедушка.
Проглотив «дедушку», Саттон поразмыслил секунд десять и ответил:
— Договорились.
Подумать только! У этого человека даже щепотки достоинства не осталось… Грейси, конечно, сама предложила помочь, но, судя по ее изумленному взгляду, вряд ли она имела в виду что‑то подобное. Вопрос в том, согласится ли она? Саттон, может, и забыл, что такое порядочность, но Роман пока помнил.
— Что скажешь, Грейс? Пообщаемся полчаса?
Ей явно хотелось сказать «нет». Но тут Саттон разразился кашлем, его лицо побледнело, а дыхание стало прерывистым. Грейси болезненно сморщилась, положила руку отцу на плечо и, когда приступ наконец закончился, ответила:
— Конечно.
— Я попробую что‑нибудь сделать, — пообещал Роман. — Но не могу гарантировать, что Брукс и Грэм согласятся.
