Плеяды – созвездие надежды - [27]

- Ремесло?

- Кузнец.

- Твое?

- Портной.

- А ты?

- Ювелир.

- Ты?

- Пекарь.

- Ну, а твое ремесло?

- Маклер.

- Кожемяка.

- Мясник.

- Аптекарь…

Сидевшие на конях джунгарские воины презрительно и кичливо поглядывали на дрожащих от страха босых, полуодетых пленников. Они гоготали над каждым, кто называл свое ремесло, гоготали высокомерно и вместе с тем униженно. Многие из них, видно, впервые узнали, каких только ремесел нет на свете! Кочевники – они ведали только о ремесле скотовода, мясника или воина. По началу им казалось смехотворным, что взрослые, сильные мужчины, не моргнув глазом, произносят: «портной, аптекарь, маклер…» Постепенно притихли и удивленно, даже недоверчиво пялили глаза на своих поверженных врагов.

Кулеке стал сам обходить ряд за рядом, с любопытством вслушиваясь в ответы испуганных людей.

- Мельник!

- Сапожник!

- Мулла!

- Повар!

- Варю бузу!

- Каменотес!

- Лекарь!

- Продавец пуговиц!

Когда всех мужчин опросили, Кулеке отдал приказ: всех сильных, мускулистых, способных руками разогнуть подкову джигитов уничтожить. Их отвели к дувалу и забросали стрелами. Остальных – двадцать тысяч изможденных мужчин Кулеке распорядился отогнать в ставку контайджи. Пусть сам решает, как распорядиться со всеми этими ремесленниками – кузнецами, горновыми, кожемяками, каменщиками…

Угрожающе поигрывая копьями и хлыстами, захватчики отогнали их в сторону.

В рядах остались до смерти напуганные женщины. Враги не задавали им вопросов. Они молча направились к своим жертвам и так же молча стали ходить между рядами женщин: джунгары прощупывали глазами каждую из них.

Тишина стояла мертвая. Сначала быстро вытащили за руки всех, у кого были хотя бы чуть чуть вздутые животы. Беременных женщин грубо, тычками привели к каменному дувалу. В них дождем посыпались стрелы: джунгарскому ханству не нужны женщины, в поганых чревах которых потомки врагов.

Холодные зоркие глаза есаулов продолжали шарить по лицам. Каждую, у кого в волосах оказывалась хоть одна-единственная седая волосинка взашей выгоняли из строя. К зловещему каменному дувалу приволокли новых смертниц: бравые джунгарские воины не нуждаются в старухах, неспособных днем держать в руках кочергу, а ночью – согреть в постели.

Пытливые узкие глаза принялись шнырять опять – на этот раз по лицам. Они впивались в глаза, губы, носы несчастных горемык, словно пиявки. Каждую, хоть с крошечным изъяном женщину решительно отделяли от остальных. Они тоже остались лежать возле того страшного дувала: всяким уродинам не должно быть места на земле, которую вот-вот завоюют, покорят себе джунгары, их ханству нужно отборное потомство!

Женский строй поредел. По нему вновь, как черви, поползли мерзкие взгляды палачей. Женщин тонкой кости, с узкими бедрами, с кривоватыми лодыжками забраковывали и забили стрелами. Зачем такие джунгарам? Они не в состоянии будут родить детей от рослых, крупных джунгар. На свете не должно быть народа крепче костью, красивее сложением, чище телом, чем джунгары. Остальные народишки имеют только одно право: быть рабами у порога джунгар, а их женщины – наложницами джунгар!

«Этих, тщательнейше отобранных женщин тоже потом прогоним перед очами контайджи, прогоним, как скот, вслед за их мужчинами, отныне и навсегда рабами джунгар!» - решил Кулеке.

Оставалось сделать еще одно дело. Чтобы казахи не вздумали мстить джунгарам за Сайрам, стертый с лица земли, были необходимы именитые заложники. Шестьдесят семей из знатных родов, правивших этим легкомысленным народом, повелел Кулеке переселить в джунгарское ханство! Шестьдесят семей из знатных родов, правивших этим легкомысленным народом повелел Кулеке переселить в джунгарское ханство! Шестьдесят семей и все их чада и домочадцы! «Пусть прихватят добро и живность, если таковое у них осталось!» - захохотал военачальник.

Высокородные заложники и сорок тысяч рабов и рабынь с плачем и причитаниями отправились в неволю. Беспощадные джунгары гнали их перед собой со связанными руками, издевались, заставляли безропотно сносить тяготы и лишения долгого пути.

Около года держали пленников на Или, потом переправили в древний Турфан. До казахов потом доходили вести, а может, то были слухи, что в далекой Кашгарии эти пленники возвели новый город и назвали его Сайрам. В нем они навсегда и осели…

Со дня падения Сайрама счастье отвернулось от казахов, кажется, навсегда. Свои собрания-маслихаты они стали теперь созывать два раза в году – в мае и августе. Только не около Сайрама, на Мартюбе, а неподалеку от Ангрена, на Культобе.

Встретившись на Культобе, степняки всякий раз испускали из груди единый тяжкий вздох. Не было на Культобе трех вершин, гордо возносившихся над вольной землей. Караваны трех жузов будто тонули в синем мареве гладкой, как скулы безбородого евнуха, равнине, когда шли на Культобе. Точно не славный своей отвагой и силой народ собирался на отчей земле, а сползались какие-то беженцы из чужих земель, чтобы пошептаться меж собой.

Когда Абулхаир глядел на все это, глаза его невольно наполнялись слезами, а сердце изнывало от горечи и обиды. Жалкое существование! Прежней гордости как небывало, поникли головы, опустились руки… Прежняя сила растаяла как мираж…