Плеяды – созвездие надежды - [2]

Шрифт
Интервал

- Здоровы, здоровы! Какие вести привез? – ответила байбише.

Сидевший на торе хан по поведению Мырзатая понял, что вестей тот не привез, и тяжело вздохнул.

- Ничего особенного вроде нет, - ответил Мырзатай и принялся вытирать рукавом пот со лба.

- Что говорят башкиры? – спросил нетерпеливо Абулхаир-хан.

- Что говорят? Ничего! Помалкивают!

Хан шевельнулся, расправил плечи, будто изготовился к прыжку.

- Но хоть что-нибудь ты разузнал?

- Говорят-то разное. Не разберешь сразу, где правда а где ложь. – Мырзатай наморщил лоб. – Одни говорят: башкиры неспроста ведут себя так нагло, кто-то их подстрекает, ведь сразу пять набегов совершили, разбойники! Другие шепчутся, что мы сами наступили на хвост спящей змеи, отправив послов в Россию. Третьи намекают, что зря мы пошли на поклон к царице. Она хоть и женщина, но прошлое не забыла. А оно всякое было. Она, наверное, не забыла, сколько мы съели из русского котла, - все подсчитали. И теперь, если мы не уберемся подальше от русской границы, покоя нам не будет. Некоторые прямо называют Тургай и Иргиз: лучше бросить нам эти места и откочевать… Говорят и про Улытау…

Ни один мускул не дрогнул на бледном лице хана. Казалось, наоборот, оно стало даже спокойнее.

- Э-э-э! От некоторых аулов только следы остались… Если хан не хочет сдвигаться с места, это его дело! Пусть потом пеняет на себя. Сколько можно сиднем сидеть, ждать, когда русские смилостивятся, облагодетельствуют нас? Нету больше сил терпеть грабежи и разбой от башкир! Нет сил уповать и надеяться попусту отведать молока яловой телки: что толку в мечтах об опоре на сильного? Мечты – они и есть мечты. Как дым – появятся и уж нет их, рассеялись.

- Ладно! Хватит тебе! Что слышно о наших посланцах? – прервала Мырзатая байбише.

Хан нахмурил брови, и Бопай умолкла.

- Если бы слышал, то сообщил бы, зачем мне скрывать? Толком о них никто не знает. Ходят слухи, что царица задержала наших послов, не желает отпускать их домой. Как же отпустит она послов хана, который столько раз нападал на русских, чинил им беды!

Хан удивленно посмотрел на Мырзатая. Тот продолжал:

- Люди во многих аулах думают, что ничего из нашей затеи не выйдет! Не заходят русские поддержать нас, взять в союзники. Неспроста башкиры так распоясались!

Байбише осторожно покосилась на мужа: продолжать разговор или прекратить. Лицо хана было по-прежнему бесстрастным и спокойным. Самого же Мырзатая собственный рассказ не радовал. Он умолк, сделал судорожный глоток и обратился к байбише:

- Апа, умираю от жажды! Кумыса бы…

- Эй, там! Принесите Мырзатаю кумыс! – крикнула байбише слегка повернув голову к двери.

Раздались торопливые шаги. Почувствовав, что хан потерял к нему интерес, Мырзатай стал докладывать байбише о поручениях, которые она давала ему, когда он отправлялся в дорогу. Он принялся рассказывать ей что видел на базаре, чем базар был богат, что привез, а что – нет. По всему было видно – этот рассказ доставлял Мырзатаю истинное удовольствие. Потому и глаза его блестят, потому и речь его так и льется, так и журчит.

Собравшись уже покинуть ханскую юрту, Мырзатай вдруг повернулся к хану, будто вспомнил с запозданием что-то важное:

- Алдияр, как-то я ночевал у Тайлана. Он сказал мне: «Пожелай своему жезде здоровья!» Не обессудьте, что не сразу выполнил его наказ.

- Спасибо за добрую весть…

- И еще… - Мырзатай замялся, потом добавил: - Еще Тайлан сказал: «Спроси у своего жезде, почему он ведет себя, как жених, тайком прокравшийся к невесте? Скрылся в своей ханской юрте, никому на глаза не показывается. Человек, правящий народом, - еще сказал Тайлан, - должен хоть иногда появляться на людях…»

Лицо хана осветила улыбка.

- Сына его видел? Вырос?

- Еще как вырос! Джигит! Любого скакуна оседлать может!

- Так, так…

***

По степи брел одинокий путник, держа под уздцы тощего коня. На голове у него был поношенный лисий треух, на теле – видавшие виды одежонка. Путника звали Итжемес, в дороге он был не день, не два, не месяц – почти год. И за этот год отшагал он по бескрайней степи столько дороги и дорожек, троп и тропинок, что не счесть! Итжемес неспроста бродил по степи: он искал своего верблюжонка. Который был единственным его богатсвом и который однажды исчез из аула.

«Да, - думал Итжемес, - пусто нынче в степи, ни одной человеческой души не встретишь. Одни куланы! Носятся косяками, будто нарочно дразнят меня!.. Эх, как представлю себе казан с дымящимся куланьим мясом, так даже слюнки текут».

Косяки проносились мимо Итжемеса: покажутся, приблизятся и исчезнут словно мираж. «Чтобы дикие, шальные куланы стали грудами душистого, нежного мяса, - прикидывал в уме Итжемес, - надо сначала их поймать, повалить, связать ноги… А потом уж наполнять казаны и варить. И есть, есть, есть лакомые куски! Насытиться вдоволь!» Глазами Итжемес готов был проглотить всех этих быстрых как ветер куланов. «Да где мне! Вон они опять уносятся, унося с собой мою мечту о еде!» Итжемес глотал слюну, изнывал от бессилия, пытаясь унять голод, жадно вцепившийся когтями в желудок.


Еще от автора Абиш Кекилбаевич Кекилбаев
Кoнeц легенды

Стареющий Повелитель, завоевавший полмира неожиданно обнаруживает слабость, у него появляется нежданная забота — подозрение насчёт порочной связи одной из его жен, младшей Ханши, с молодым зодчим Жаппаром, строителем прекрасного минарета…Прототипом для образа Повелителя послужила легенда о Тамерлане. Кекильбаев дописал конец этой легенды, не следуя послушно за подсказкой народного предания, но сообразуясь с логикой психологического анализа и правдой художественного обобщения характера, взятого им для пристального, внимательного изучения.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.