Плеяды – созвездие надежды - [15]

Абулхаир почувствовал себя путником, который обнаружил нечаянно, что обронил по дороге что-то очень ценное для него и вынужден теперь поворачивать назад своего коня, чтобы найти, отыскать, обязательно отыскать…

«Где оно, мое начало, где оно? Не в самом же факте появления на свет, конечно нет! Жизненный путь начинается в тот день, в тот момент, когда с глаз человека спадает пелена бездумья, когда он перестает упиваться земным своим бытием. Когда он начинает метаться в поисках смысла жизни, цели его появления на земле, всетерпящей нашей земле. У каждого человека такой момент, такой день – свой, неповторимо свой.

Что вынудило меня покинуть благодатную ниву нехитрых, наивных желаний и отрад, праздных наслаждений и забот? Почему я решительно и бесповоротно ступил на каменистое плато деяний, обременительных усилий, запутанных дел? Что толкнуло меня на тернистый путь, который никогда не сулил мне ничего, кроме волнений и тревог?

Когда, с чего началась для меня суровая стезя, когда-то кем-то замысловато названная сознательной жизнью?..

Мое прошлое петляет вкривь и вкось, как след путника, случайно забредшего в незнакомые края: остановился в растерянности, не зная, по какой дороге ехать дальше, как выбираться? И носит его, кружит по разным дорогам и тропам!

Куда только не заводила меня судьба! В какие только передряги я не попадал, желая того или не желая!.. Достоин ли мой путь того, чтобы пройти по его дебрям еще раз, нужен ли кому-нибудь еще?.. Не наскучит ли он размеренной своей поступью, похожей на поступ навьюченного дромадера, другим людям, другим седокам, которые согласились когда-то разделить со мной невзгоды дальней дороги? История моей жизни не богата увлекательными приключениями. Способна ли она воодушевить кого-то, стать поучительной? »

Природа наделила Абулхаира упорством и цельностью характера. Потрясения ни раз чуть не разбивали ему сердце – яростное, трепещущее, беспокойное… Не раз тщетные ожидания, жестокие разочарования брали его в свой безжалостный плен. Но он вырывался из него снова и снова, вырывался чтобы оказаться опять в плену и опять вырваться к свету и надежде.

И кто же у него впервые зажег этот неугасимый огонь надежды? Кто?

Абулхаир вдруг вспомнил Матэ. Вот он потягивает душистый индийский чай. Рядышком хлопочет Патшаим – невестка Матэ, - разливает чай по пиалами слегка оттопыривая при этом мизинец. Ее пухлые свежие губы таили гордую и милую усмешку, а взгляд лучистых глаз обжигал сердце, как тлеющий уголек. Передавая Абулхаиру пиалу Патшаим зарделась от смущения. Он и сам-то залился краской… Несколько дней не мог он забыть этот взгляд, эту усмешку. Все ломал голову – почему да от чего?..

Оба – Матэ и Патшаим – связаны для Абулхаира с событием, которое воистину перевернуло его жизнь, нарушило привычный ее ход.

«Вот когда все началось, - осенило внезапно, как светом молнии, Абулхаира. – То, что я считал когда-то пустым, ничего не значащим, вдруг обрело глубокий смысл! Как интересна и загадочна жизнь! Сколько в ней неожиданностей!.. То, что казалось когда-то важным, достойным внимания, утрачивает значение и ценность.

Время, быстротекущее, неуловимое, - вот единственный судья нам! Оно определяет, что было и есть добро, а что зло, что правда, истина, а что ложь. Время – самое незримое, бестелесное, неосязаемое из всего, что есть на свете, - наш судья, защитник, обличитель, свидетель. Самый высший и беспристрастный.

Если не понять этого, можно отчаяться раньше срока, потерпеть крах. Не схватишь, не уразумеешь, течение и… и веление времени – учтивого, как молодая сноха, коварного, как тигр, обманчивого, как мираж, беспощадного, как смерть, - погрязнешь в ошибках попусту растратишь собственную жизнь. Стремясь к добру – содеешь зло. Пытаясь быть честным в поисках истины – окажешься нежданно-негаданно в путах лжи. Вместо счастья и благоденствия – принесешь людям горе и смуту.

О аллах! Все началось в знойный июльский день, в полуденный час. Как и сейчас, на далекой холмистой гряде колыхалось обманчивое зыбкое марево. Меня, тогда еще молодого джигита, предупреждали: полуденная пора неблагоприятна, опасна для путника. Все живое в палящий зной прячется, забивается по норам. Выбирается же отовсюду в разных обличиях всякая нечистая сила, устраивает неистовые игрища. Уговаривали меня: «Воздержись, не езди, пережди полдень! Не дай бог, привяжется какая-нибудь нечисть, век от нее не отделаешься! Ну а уж коли ты такой упорный, такой неслух – не гляди хоть долго на кромку горизонта и на марево! Будешь глядеть – померещатся тебе чудища небывалые, овладеет твоей душой шайтан!» Путники всегда делают остановку, отдыхают в тенечке, в лощине, пока не истечет время бесин-намаза. Так они избегают беды…

В тот день, видно, меня бес попутал: не сделал я остановку, трясся на своем саврасом коне в самый зной, да такой, что мозги чуть не закипали. Выехал я к речушке. Берега ее заросли тростником. Остановился около самой воды напоить коня. Едва он сделал несколько глотков, как оторвался от воды и заржал тревожно. Я прислушался, до моего слуха донесся легкий шелест. Кто-то приближался ко мне, сминая камыши. Камышиные головки-метелочки задвигались, закружились, будто на них налетел вихрь. Я не почувствовал страха, взялся рукой за колчан. Пустил стрелу в то место, где камыши склонились к реке. Раздался рев, кто-то подскочил, и я снова натянул тетиву и пустил стрелу. Камыш заколыхался, заходил волнами, потом остановился, выпрямился, будто никто и не мял его.