Плевицкая - [61]

Через два года Ковальскому разрешили вернуться в Советскую Россию. В апреле 1923 года он уже был на родине. Его сразу призвали в Красную армию — по специальности, в органы военных сообщений. Затем перевели в 49-й дивизион войск ГПУ. И, наконец, разрешили демобилизоваться и поселиться в Харькове.

Оказавшись в бедственном положении, кто-то из бывших солдат и офицеров белой армии рискнул вернуться в Советскую Россию, рассчитывая на милосердие — ведь Гражданская война закончилась. Обычно просили принять их в ряды Красной армии. Иной профессии они не знали, да и полагали, что воинская служба — наилучший способ подвести черту под прошлым. Всего несколько человек согласились работать на ЧК. Для этой службы требовались не только желание, но и особые черты характера — умение вести двойную жизнь, располагать к себе, входить в доверие, а также готовность среди прочего доносить на недавних товарищей и сослуживцев. Петр Георгиевич Ковальский обладал всеми этими качествами в полной мере, потому и преуспел.

Украинские чекисты подыскали ему в Харькове официальную работу — для прикрытия — и использовали на агентурной работе. Ковальский трудился бухгалтером и одновременно секретным сотрудником Государственного политического управления Украины. Вторая, тайная служба давала дополнительные деньги и некое чувство уверенности.

Петр Георгиевич сознавал, что власть не забудет его офицерское прошлое. Он читал в газетах, как Государственное политическое управление находит бывших белогвардейцев и подвергает их репрессиям. Надеялся на то, что Иностранный отдел не даст его как ценного сотрудника в обиду, Ковальский подвел итог своей прежней жизни:

«В своей биографии я оттенял ту эволюцию, какая произошла во мне в период с 1914 года и до 1920 года, в период, когда я от бессознательного монархиста под влиянием исторического хода событий, окунувшись во всю грязь Белого движения всех оттенков, перешел на платформу Советской власти и отдал себя всецело в распоряжение ее передового авангарда — органа ГПУ.

Говорить о моих связях за границей очень трудно, так как утекло много времени, но я должен сказать, что всех главков периода 1917–1919 годов по Добрармии и 1919–1920 годов по Польше я знал довольно близко».

Шестого января 1930 года помощник начальника Иностранного отдела ОГПУ обратился к начальнику контрразведывательного отдела ГПУ Украины:

«По связи с нами на закордонной работе „Сильвестров“ нам известен, и посылка его за границу в принципе желательна. Но при этом необходимо учесть, что командировка его преследует совершенно определенную цель — вербовку, и в связи с этим следует выявить, насколько объективно и субъективно он соответствует этой прямой задаче.

Имеющиеся у нас сведения о „Сильвестрове“ и посланные вами его автобиография не дают достаточно материала для определения его возможностей за кордоном. Будучи связан с нами в Варшаве, по белым он не работал, а в своей автобиографии кроме „главков“ не дает фамилий лиц из своего ближайшего окружения в прошлом. Между тем эти указания помогли бы нам предварительно хотя бы в общих чертах ориентироваться в возможной обстановке и связях „Сильвестрова“ после его выезда за границу. Просьба поэтому подробнее опросить „Сильвестрова“ о его прежних знакомствах.

Кроме того, и с нами и, насколько можно заметить, и с вами он работал в качестве агента. Был ли он проверен вами в качестве вербовщика?

Эти сведения о „Сильвестрове“ просьба прислать дополнительно. Желательно также выяснить подробнее работу „Сильвестрова“ с Богомольцем и конкретизировать момент подозрений Богомольца по отношению к нему».

Шестнадцатого января 1930 года украинские чекисты переслали свой ответ в Москву:

«Согласно Вашего запроса при этом препровождается список знакомых „Сильвестрова“.

„Сильвестров“, работая с нами, никого за кордоном не вербовал, так как таких заданий от нас не имел. На советской стороне довольно удачно провел несколько вербовок.

Мы считаем, что при наличии имеющихся у него положительных качеств с заданиями по вербовке он вполне справится. С Богомольцем был связан около года, возглавляя шпионско-монархическую организацию. Данными, что „Сильвестров“ является нашим сотрудником, Богомолец не располагает, но предполагать может».

Фельдъегерская связь доставила из Харькова два исписанных Ковальским листа с перечислением его знакомых из числа офицеров бывшей Добровольческой армии, осевших в эмиграции. В Иностранном отделе ОГПУ читали и перечитывали список из восемнадцати фамилий. Каждую фамилию сверяли с картотекой. Ковальский предполагал, что эти люди смогут стать источниками информации для советской разведки. Кого-то из них он даже предполагал завербовать.

Кто же значился в списке бывшего штабс-капитана?

Петр Ковальский очень хотел получить новое задание, потому постарался и составил список всех видных офицеров белой армии, которых знал:

«1. ген. Кутепов — познакомился в общежитии Красного Креста, в Новочеркасске в 1917 году, где собиралось первое ядро Добрармии, очень часто встречался в общежитии. Когда шла оборона Ростова, Кутепов был в опале у Корнилова (Корнилов не любил бывших гвардейцев) и был младшим офицером в офицерской роте, от командования которой был отстранен за оставление Таганрога. В это время мы довольно часто встречались, но были довольно далеки.