Плевенские редуты - [98]
— Нельзя! — категорически отрезал генерал.
Миралай сел на коня. Турецкий врач, стоявший за Скобелевым, весело подмигнул Дукмасову, мол, если паши сдаются, то мне сам аллах велел, как и тем, к кому ты едешь. Дукмасов поскакал за миралаем в горы, к вершине Шипки, задернутой белесоватыми тучами.
Хорунжий за последние шестнадцать часов уже дважды перемахивал через Балканы, поднимаясь к Радецкому и спускаясь оттуда. Но сейчас мчался, будто и не было этих утомительных переходов.
Верещагин с завистью проводил глазами всадников.
Скобелев резко повернул коня, взял в карьер. Несколькими минутами позже соскочил на землю, вместе с Верещагиным стал взбираться на курган. Здесь трепетало два белых, сделанных из простыней флага, стояло крупповское орудие, тупо уставив бессильный ствол на горы, откуда продолжали спускаться русские войска.
Впереди открывалась дорога на Адрианополь, «турецкую Москву». Если не сделать туда рывок, выигрывая время, немедля возникнут новые редуты. И новые упущенные Плевны нависнут мрачной тенью.
— Теперь, Василь Васильевич, бросок на Адрианополь, — говорит он Верещагину, и тот кивает, соглашаясь.
В одиннадцать утра на вытоптанной копытами и солдатскими сапогами поляне выстроились длинной шеренгой войска: левым флангом — к горе Святого Николая, фронтом — к Шейново.
На небе недвижны, словно приклеенные, облака.
— Смир-р-но! — раздалась раскатистая команда. — Глаза нале-во!
Из-за бесславного кургана с белым флатом выскочил на коне Скобелев, промчался вдоль строя с высоко поднятой над головой фуражкой:
— Спасибо, орлы, за службу и храбрость!
Позади Скобелева скакал на маштаке Верещагин, жадно вбирал глазами солдатские ряды, шапки, галочьей стаей взлетающие в воздух, тела убитых на талой земле, горные вершины, вознесшиеся к небу.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В Эдирне, как называли турки Адрианополь, Фаврикодоров сначала выдавал себя за брадобрея, но брил так неумело, что вызывал недовольство у турок, и решил снова торговать рахат-лукумом. Целыми днями с лотком на седой всклокоченной голове бродил по городу, присматриваясь к его жизни и обитателям.
Встречались такие узкие улицы, что можно было пожать из окна руку жильца в доме напротив. А в иной — фонари домов, увитых плющом и лозой, почти сходились, образуя галерею. Улицы, кое-где крытые крупным булыжником, то и дело упирались в тупики.
В старой части города у большинства домов окна выходят во двор, высокие каменные заборы. Из двора во двор устроены проходы так, что можно миновать целый квартал, не появляясь на улице, похожей на узкую щель меж двух стен, забросанную падалью и мусором.
Ближе к центру, рядом с роскошным английским магазином «Дамские моды», Фаврикодоров увидел приютившуюся в темной нише у платана с голым, словно из коричнево-серой лавы стволом жалкую лавчонку. В ней висели по соседству шелковый халат и баранья нога, а в углу прятался, прикрытый от мух дорогим ковром, бочонок с красной тараньей икрой — любимым лакомством адрианопольцев. Здесь же, на улице, под могучим кедром, работали черный, как головешка, цирюльник и полный, с приплюснутым носом, зубодер.
Зеваки не скупились на советы:
— Мало сбрил…
— Вон еще волоски торчат…
— Упрись коленом ему в живот, зуб сам пойдет…
— Тяни сильней!
Громко кричали, навьюченные мешками, ослики из каравана.
Играли мальчишки на бульваре, обсаженном высокими, похожими на диковинных зверей, кактусами и кипарисами. Припекало солнце. В греческом ресторанчике готовили кебаб, предлагали каймак толщиной в три пальца.
На железнодорожном вокзале Константин Николаевич увидел стоящий под парами поезд, забитый ранеными турецкими солдатами. Но когда появилась толпа беженцев, низамы уступили им почти все вагоны.
Фаврикодоров возвратился в город.
По-утиному, переваливаясь, прошла мимо турчанка в широком фередже-бурнусе с прорезями для рук, прикрыв лицо почти прозрачной белой кисеей. Просеменила другая турчанка в очень ярком плаще, шелковых туфлях, вышитых золотом… У нее насурмленные брови и красные волосы.
Притворно потупив очи, пересекли улицу воспитанники иезуитского училища в серых халатах.
— Варда![51] — кричит, восседая в фаэтоне, босой извозчик с: засученными по локоть рукавами. Жирная грудь его открыта, широкий пояс щедро намотан вокруг огромного живота.
Словно циркач, балансируя, несет на концах коромысла бычьи внутренности мясник в жилете, с бритой шеей.
Дымит жаровня под ореховым деревом, и запах шашлыка дразнит ноздри.
— Портогалло! — зазывает продавец апельсинов, маленький, рыжий, круглый, сам похожий на апельсин.
И Хасан старался, во всю силу легких кричал:
— Рахат-лукум! Лучший на свете рахат-лукум!
Торговля шла бойко — и здесь любили сладости.
Кого только не встретишь на адрианопольских улицах: стройного албанца в алой, простеганной золотом куртке, дервиша в сером войлочном колпаке, смуглого левантинца. Красные фески, обмотанные куском зеленой материи, английские цилиндры, кепи…
— Рахат-лукум! Пальцы оближешь!
Стайкой идут зейбеки в шапках, похожих на сахарные головки. За ними важно вышагивает капуцин с тонзурой, в верблюжьей рясе, подпоясанной бечевкой; выклянчивают монеты цыганки, в лохмотьях юбок, с маленькими детьми на руках.
Повесть «Алые погоны» написана преподавателем Новочеркасского Суворовского военного училища. В ней рассказывается о первых годах работы училища, о судьбах его воспитанников, о формировании характера и воспитании мужественных молодых воинов.Повесть в дальнейшем была переработана в роман-трилогию: «Начало пути», «Зрелость», «Дружба продолжается».В 1954 г. по книге был поставлен фильм «Честь товарища», в 1980 г. вышел 3-серийный телефильм «Алые погоны».Повесть была написана в 1948 — 1954 г.г. Здесь представлена ранняя ее версия, вышедшая в 1948 году в Ростовском книжном издательстве.
В повести «Тимофей с Холопьей улицы» рассказывается о жизни простых людей Новгорода в XIII веке.
Историческая повесть «Ханский ярлык» рассказывает о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество.
«Град за лукоморьем» – вторая повесть о Евсее Бовкуне (начало – в повести «Соляной шлях»).Вместе с главным героем, вслед за чумацким обозом, читатель пройдет в Крым за солью нетронутой плугом девственной степью, станет свидетелем жестоких схваток половцев с русскими людьми... Увлекательное это будет путешествие! С большим искусством, достоверно и в полном соответствии с исторической правдой автор вплетает в судьбу независимого и гордого Евсея Бовкуна возникновение первых русских поселений в диком, но вольном тогда Подонье.
В книгу включены две исторические повести: «Тимофей с Холопьей улицы» — о жизни простых людей Новгорода в XIII веке, «Ханский ярлык» — о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество. Издается к 60-летию автора.
В книгу вошли две повести — «Путь к себе» и «Отчим».Героями первой повести являются учащиеся ГПТУ. О разных судьбах этих подростков, о формировании их жизненных взглядов, об их нравственном мужании рассказывается в ней.Вторая повесть писателя — о воспитании подростка в семье.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.