Плевенские редуты - [6]
Алифан увидел себя в атласной розовой рубашке, подпоясанной кушаком с махрами. На груди — Егорий. Увидел свои лампасные брюки, заправленные в хромовые сапоги, посунутые гармошкой. Станичники величают его не иначе, как Алифан Игнатьич, почтительно сгибают спины.
Ну ты скажи, что капитал делает!
Вдруг раздался нарастающий свист и где-то близко шлепнулась, но не взорвалась турецкая граната. Пугливо заржал Алексеев Быстрец, привязанный к забору у акации, завертелся, копытом задел прислоненную к стволу пику, повалил ее, замотал холщовой торбой с овсом.
Алеша приподнял голову. Чуб его уже высох, распушился и походил на спутанный клубок перекати-поля, нависший над лбом; коричневое родимое пятно под правой лопаткой сдвинулось вниз, а нательный крест на суровой нитке с узелком и прикрепленная к нему тряпица с донской землей заболтались маятником.
— Стоять! — строго прикрикнул он на Быстреца.
Тот вмиг успокоился, только покосился крупными, синеватого отлива глазами сначала на хозяина, а потом на алифановского, словно в лохматой бурке, крепкого Куманька, отбивавшегося хвостом от мух.
Алеша снова опустил голову. Любил он своего справного высокого красавца, попавшего к нему прямо из степного табуна. Был конь золотисто-рыжей масти, широкогруд, с прямой спиной, короткой, волнистой, тонковолосой гривой, белой меткой на лбу. На правой передней и левой задней сухих ногах белели «носки».
А нелегко ж ему Быстрец достался! Сначала фокусничал: то «давал козла» — выгибал горбом спину, то бочил, то шарахался от выстрелов. Почти год ушел на выездку, но зато каким поворотливым да сильной побежки оказался. Диковатость сменилась огненностью. Теперь повиновался он малейшему уклону туловища, мягкому намеку поводьев, смирно стоял на брошенном поводу. Когда хозяин стрелял, Быстрец не тянулся на чумбуре; смело шел в реку и плыл. Ложился на землю, если приходилось взваливать на него большой вьюк; покорно давал себя стреножить.
Алеша никогда не бил коня, в дождь и холод набрасывал на него попону, а то и свою одежду, ласково разговаривал перед тем, как дать корм, оглаживал за послушание, успокоительно прикасался ладонью к затылку меж ушей, знал все его повадки, настроение в любой час.
Если глаз у коня туманился — значит, устал он; если в рыси поматывал головой и настораживал уши, прядал ими — значит, идти Быстрецу легко и приятно. Не любил мундштук, он его только раздражал, портил характер, а вот уздечка утешала.
…Быстрец заржал. Алексей сел. Солнце ушло за башню, было, наверное, часа три, скоро заступать в наряд. Алифан громко икнул.
— Дома не иначе ктой-то вспоминает, — встал, пошевелил лопатками, разминая розоватое, жирное тело, вразвалку пошел за шароварами.
Что за черт — они сбились в комок, словно кто-то мимоходом поддел их сапогом и замотал. Алифан развернул шаровары и недоуменно вытаращил маленькие рачьи глаза: продрав материю, лежала граната.
— Гля, куда, подлюка турецкая, забралась! — Разглядев дыру назади, рассвирепел: — Спортила новое добро. Ну, сука залетная!
Алифан схватил гранату за хвост и остервенело швырнул ее вниз, под обрыв.
Они уже сели в седла, когда заметили вдали подводы.
Казаки подъехали ближе. На подводе лежал в забытьи очень бледный, с черной окладистой бородой, человек, вытянув забинтованную ногу. Пот крупными каплями выступил на его огромном выпуклом лбу.
— Кто такой? — спросил Алифан у пожилого санитара.
— Художник Верещагин, — тихо, словно боясь потревожить раненого, ответил санитар, — на станцию волокем. Вот те и первый ранетый на энтой войне… Отчаянной смелости, сказывают, человек, хотя и цивильный.
Казаки недоверчиво переглянулись: разве ж может цивильный быть отчаюгой?
Систово — город немалый, с остатками средневековой крепости «Калето», развалинами древних стен лагеря римских легионеров.
В городе одних магазинов около трехсот. Да базары: конский, винный, свинский. Да портовые причалы, бессонно шумевшие до войны. От них вверх круто взбирается небрежно мощенная крупным камнем улица, обсаженная тополями. Кроме множества небольших домов под красной черепицей, в Систово есть и постройки европейские, в несколько этажей, с балконами и венецианскими окнами. Такие, как открытое художником Николаем Павловичем рисовальное училище, приватное торговое училище Димитра Шишманова, первое у болгар читалище и австрийское пароходное агенство на пристани.
Свой дом — только на втором этаже шесть комнат — чорбаджи[2] Жечо Цолов построил на окраине Систово. Поставил очень высокие ворота — знак зажиточности, значимости.
Сразу за оградой шли земельные угодья Жечо: виноградники, огороды.
Все началось с того, что в молодости приказчик Цолов обокрал своего хозяина, владельца магазина, и открыл собственное дело. Затем по расчету женился на перезрелой дочери ростовщика Калчо Гюрова, когда же тесть умер — присвоил его сбережения, замурованные в стене. За последние годы чорбаджи удалось захватить общинные земли, лучшие пашни, а бывших владельцев перевести на испольщину. Теперь у него было сорок буйволов, шесть лошадей. Он удачно утаивал средства, собранные на содержание училища и церкви; входя в совет из чорбаджи, не брезговал пользоваться кассой городских доходов, отдавать деньги в рост, беря по триста — четыреста процентов; удачно перепродавал розовое масло.
Повесть «Алые погоны» написана преподавателем Новочеркасского Суворовского военного училища. В ней рассказывается о первых годах работы училища, о судьбах его воспитанников, о формировании характера и воспитании мужественных молодых воинов.Повесть в дальнейшем была переработана в роман-трилогию: «Начало пути», «Зрелость», «Дружба продолжается».В 1954 г. по книге был поставлен фильм «Честь товарища», в 1980 г. вышел 3-серийный телефильм «Алые погоны».Повесть была написана в 1948 — 1954 г.г. Здесь представлена ранняя ее версия, вышедшая в 1948 году в Ростовском книжном издательстве.
В повести «Тимофей с Холопьей улицы» рассказывается о жизни простых людей Новгорода в XIII веке.
Историческая повесть «Ханский ярлык» рассказывает о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество.
«Соляной шлях» – первая повесть о Евсее Бовкуне. Вместе с ним, вслед за чумацким обозом, читатель пройдет в Крым за солью нетронутой плугом девственной степью, станет свидетелем жестоких схваток половцев с русскими людьми… Увлекательное это будет путешествие! С большим искусством, достоверно и в полном соответствии с исторической правдой автор вплетает в судьбу независимого и гордого Евсея Бовкуна возникновение первых русских поселений в диком, но вольном тогда Подонье. Сюда от гнета князей и знатных богатеев уходит со всех концов Руси вольнолюбивая голытьба.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу включены две исторические повести: «Тимофей с Холопьей улицы» — о жизни простых людей Новгорода в XIII веке, «Ханский ярлык» — о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество. Издается к 60-летию автора.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.