Плевенские редуты - [2]
Скобелев зло выругался в адрес своих недоброхотов. Когда же начнется форсирование Дуная? Безобразно долго ждем, пока спадет разлив, теряем месяцы и даем возможность врагу отмобилизовать свои силы. Пустые ссылки! Вчера ночью он доказал, что Дунай можно преодолеть даже кавалерией. Подобрал с десяток донских казаков и, держась за гриву коня, в нательной рубахе, но с двумя Георгиевскими крестами на шее, сопровождаемый истошными криками отца: «Миша, вернись!», — достиг турецкого берега и возвратился назад.
Правда, шальная пуля зацепила бок, но Михаил Дмитриевич даже не сказал об этом никому. Поступок назвали мальчишеством, хотя генерал Драгомиров поглядывал сочувственно.
Долго ли еще ждать спада пресловутого разлива? Неужели и дальше придется довольствоваться оскорбительной ролью стороннего наблюдателя из второго эшелона? Скобелев-младший! И упустить свой звездный час? Тот час, после которого твоим именем называют улицы и площади?!
«Мне нужно действовать, я каждый день бессмертным сделать бы желал», — мысленно прочитал он любимые лермонтовские стихи. Каждый день!
Шпоры на безупречно сшитых сапогах звякнули с вызовом.
Конечно, род у них не бесславный. Дед — Иван Никитич — генерал, писатель, а позже комендант Петропавловской крепости, начал службу солдатом, участвовал в наполеоновских Войнах. И отец неплохо заявил о себе на Кавказе, в Крымскую войну… Все это так. Но он хочет быть Скобелевым самим по себе.
Михаил Дмитриевич встал, почти касаясь светлой, с бронзовым отливом шевелюрой высоко висящей люстры, потянулся до хруста. От шелковой, прилипшей к телу рубахи, заправленной в синие рейтузы с лампасами, отскочила перламутровая пуговица и обнажилась узкая грудь в рыжеватых закрученных волосках. Плечи, лишенные эполет, тоже казались узкими.
Скобелев подошел к столику, уставленному красивыми безделицами: грешен, любил таскать их за собой. Здесь были шкатулка орехового дерева, сафьяновый бумажник… Рядом возвышался причудливой формы жбан с содовой водой и плавающими кусочками льда. Нацедив огромную кружку, Михаил Дмитриевич стал пить, при этом большой кадык его заходил на длинной шее с золотой цепочкой креста, а немного навыкате кроткие голубые глаза сладостно зажмурились. Опорожнив кружку, Скобелев поставил ее на серебряный поднос, вытер рукавом рубахи пот с высокого чистого лба и, достав английские духи, обильно надушил усы, неподстриженную бороду, похожую на растрепанный веер. Редкие волосы на голове не душил: от парижского парикмахера слышал, что от этого они выпадают, а пуще всего боялся облысеть, как отец.
Сразу двумя щетками Михаил Дмитриевич яростно, словно желая соскрести начавшуюся седину, расчесал негустые бакенбарды. Шумно булькая и отфыркиваясь, прополоскал рот, пуская фонтаны через широкие ноздри носа, с утиной бороздкой на кончике. А затем, разинув перед зеркалом рот, осмотрел зубы — нет, все еще крепки. Удовлетворенный этим осмотром, подумал, что здесь, в Журжево, есть очаровательное созданьице — румыночка лет восемнадцати, дочь аптекаря. Осиная талия, ножки Золушки! Притаившись, стоит у занавески окна, когда он проезжает мимо на коне. Надо бы произвести разведку, заглянуть в аптеку.
Михаил Дмитриевич опять опрыскал себя духами. На миг показалось, что стало прохладнее, но только на миг, и снова охватила волна зноя.
Он поглядел в окно, выходящее в вишневый сад. Жужжали пчелы. За обрывом, внизу, шагах в ста, бликами искрился на солнце синевато-серый Дунай, катил свои широкие волны мимо зеленых островов, словно бы верхушек потопленного леса. Виднелось плетение канатов высоких мачт застывших торговых судов. А на рущукской стороне — череда удаляющихся гор с редутами.
У ворот усадьбы какой-то, похожий на турка, мужчина, лет сорока, вел тихий разговор с его помощником по штабу — майором Рядовым. Кто бы это? «Турок» передал пакет с сургучными печатями. Майор распечатал конверт и стал внимательно читать бумагу. Что-то сказав незнакомцу, пошел один к дому.
— Михаил Дмитриевич! Нам, кажется, посчастливилось, — входя в комнату, воскликнул Радов. У него добродушное широкое лицо, но глаза под бровями с тонким золотистым гребнем проницательны и цепки. — С рекомендательным письмом от полковника Артамонова прибыл Константин Николаевич Фаврикодоров, в прошлом волонтер-севастополец, кавалер Георгия 4-й степени… В совершенстве владеет турецким языком… Полковник знает Фаврикодорова по Крымской кампании и ручается. На меня он сделал отрадное впечатление… Это как раз тот, кто нам необходим.
…В Кишиневе расположилась сейчас Главная квартира, а полковник Генерального штаба Артамонов ведал сетью разведчиков-разузнавачей, подбирал переводчиков, готовил проводников, накапливал сведения о неприятеле.
Только сегодня утром Скобелев говорил майору Радову, как хорошо было бы заслать от себя толкового лазутчика на ту сторону. Донесения из Рущука и Видина, поступившие на прошлой неделе от болгарина Енчо Георгиева, оставляли неясным, что происходит именно в Систово. Правда, голубь, присланный оттуда, принес под крылом немаловажные сведения, что на линии Никополь — Систово у турок одиннадцать батальонов, но сведения требовали уточнений. У зимницких казарм в полночь зажгли солому, дали знать Енчо, что голубь благополучно долетел.
Повесть «Алые погоны» написана преподавателем Новочеркасского Суворовского военного училища. В ней рассказывается о первых годах работы училища, о судьбах его воспитанников, о формировании характера и воспитании мужественных молодых воинов.Повесть в дальнейшем была переработана в роман-трилогию: «Начало пути», «Зрелость», «Дружба продолжается».В 1954 г. по книге был поставлен фильм «Честь товарища», в 1980 г. вышел 3-серийный телефильм «Алые погоны».Повесть была написана в 1948 — 1954 г.г. Здесь представлена ранняя ее версия, вышедшая в 1948 году в Ростовском книжном издательстве.
В повести «Тимофей с Холопьей улицы» рассказывается о жизни простых людей Новгорода в XIII веке.
Историческая повесть «Ханский ярлык» рассказывает о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество.
«Град за лукоморьем» – вторая повесть о Евсее Бовкуне (начало – в повести «Соляной шлях»).Вместе с главным героем, вслед за чумацким обозом, читатель пройдет в Крым за солью нетронутой плугом девственной степью, станет свидетелем жестоких схваток половцев с русскими людьми... Увлекательное это будет путешествие! С большим искусством, достоверно и в полном соответствии с исторической правдой автор вплетает в судьбу независимого и гордого Евсея Бовкуна возникновение первых русских поселений в диком, но вольном тогда Подонье.
В книгу включены две исторические повести: «Тимофей с Холопьей улицы» — о жизни простых людей Новгорода в XIII веке, «Ханский ярлык» — о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество. Издается к 60-летию автора.
В книгу вошли две повести — «Путь к себе» и «Отчим».Героями первой повести являются учащиеся ГПТУ. О разных судьбах этих подростков, о формировании их жизненных взглядов, об их нравственном мужании рассказывается в ней.Вторая повесть писателя — о воспитании подростка в семье.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.