Плевенские редуты - [106]
— Захотели, Робеспьер, Парижской коммуны? — прошипел он уже вслед Бекасову. — Не выйдет!
Федора Ивановича ввели в кабинет начальника штаба армии. Рядом с расплывшимся Непокойчицким сидели поджарый, молодящийся жандармский полковник, которого Бекасов видел впервые, и совсем юный офицерик. Лицо Непокойчицкого, как всегда, — гипсовая маска. Высокий лоб, переходящий в лысину, гладок. Генерал неторопливо перелистывал лежащее перед ним «Дело бывшего артиллерийского капитана императорской армии…» и посасывал сигару.
Дойдя до прокламации, дважды перечитал то место, где речь шла о процветании воровства и взяточничесва в интендантстве, о коррупции среди высшего начальствующего состава, которое наживается на недобросовестных подрядах, оставляя армию босой, голодной, а раненых без лекарств и транспорта.
Генерал ожесточенно вдавил сигару в пепельницу.
«Пся крев! Это камень в меня. Неужели они могли что-то пронюхать о проданном праве на поставки?» — подумал Непокойчицкий.
Гипсовая маска сползла с его лица. Артур Адамович, мысленно выругавшись еще круче, поднял на Бекасова глаза: они прижимали к стене, уничтожали.
«Правильно сделали, что недавно удвоили жандармские эскадроны в армии и прибавили им денежное довольствие. Надо-бы втрое увеличить».
— Изволите распространять развратный катехизис анархии? Проповедовать пагубную вольность? Растравлять язвы моральные? — Непокойчицкий говорит тихо, задыхаясь от злобы. — И это есть патриот?
— Я кавалер двух орденов, полагаю, полученных недаром, — посмотрел прямо в глаза генералу Бекасов.
— Считайте, что орденов у вас уже нет, — зловеще произнес Непокойчицкий, — ваше счастье, что заключен мир. А то бы, по законам военного времени, вас предали суду и немедленно расстреляли за разложение императорской армии. Сегодня же!
— Я действую согласно своей совести. О патриотизме у нас разное представление.
— Вы смутьян и враг отечества!
Жандармский полковник внимательно разглядывал Бекасова в монокль.
«Хорошо, что они, видно, не знают об Анатолии Викторове, а письмо Цветана я уничтожил», — с облегчением подумал Федор Иванович и гордо выпрямился, когда молоденький жандармский офицер в синем мундире начал срывать с него погоны, ордена и даже белый академический значок.
Князь возвратился совершенно разбитым на свою квартиру в Сан-Стефано, в дом богатого грека со странной фамилией — Алмаз. Надел домашний бархатный пиджак и, чтобы отвлечься от нервных, беспокойных мыслей, навеянных встречей с капитаном-бунтарем, стал просматривать свой «Проект учреждения управления княжества болгарского». Он хотел долгой и достаточно жесткой оккупации Болгарии, с сильной и решающей властью императорского комиссара. Создание национального правительства ему виделось где-то в весьма далекой перспективе.
Князя опять стала мучить мысль, что его не жалует главнокомандующий, поэтому не пригласил на встречу Нового года в Казанлыке, хотя многих пригласил; не допустил к мирным переговорам с турками. Не иначе в Петербурге прочат кого-то другого в верховные комиссары Болгарии.
И действительно: там подыскивали для Болгарии императорского верховного комиссара не столь прямолинейно-резкого, каким проявил себя Черкасский, а службиста погибче, потоньше и в конце концов остановили выбор на генерал-адъютанте Дондукове-Корсакове.
…Князь прилег. Из-за кипариса в окно заглянуло лицо Бекасова. Сгинь! Смутьяны хотят овладеть и Болгарией, но он не позволит, не позволит! Здесь будет протекторат! И никаких ополченцев. Эта дрянь уже теперь сочиняет конституции. Я их вымету всех до единого!
…Начинался разлив желчи. Анучкин, зайдя проведать своего шефа, нашел его плохим: лицо пожелтело и осунулось, беззубый рот ввалился, желтые глаза под очками светились сухим, лихорадочным, тревожным светом, дико и пугливо. Никогда не скажешь, что ему немногим более пятидесяти. Старчески всклокоченные бакенбарды, встрепанные седые волосы делали Черкасского похожим на нездоровую нахохлившуюся птицу.
— Ваше сиятельство…
Князь не отвечал.
Анучкин бросился за врачами.
Слуга хозяина квартиры — молчаливый грек — принес таз с рыбой.
— Смотри на нее, и болезнь пройдет, — сказал он князю.
Черкасский презрительно рассмеялся, но рыбу потребовал оставить.
…Врачи, собравшиеся на консилиум в соседней комнате, тихо спорили.
Дородный, с тремя подбородками, лейб-медик Обермиллер — определил у Черкасского злокачественную лихорадку. Главный медицинский инспектор Действующей армии Присёлков и адрианопольский доктор француз Жупан — быстрый в речи и жестикуляции — были иного мнения.
— Желчь разлилась, и отравленная кровь бросилась в голову, — убежденно говорил Присёлков, поводя плечом с серебряным погоном.
— Можно ожидать апоплексического удара, — скороговоркой поддержал его Жупан.
Обермиллер возвратился в комнату, где лежал князь, ободряюще сжал его потную руку выше запястья:
— Бог даст, все кончится благополучно.
Черкасский приоткрыл глаза.
— Нет, не выберусь я, — сказал он спокойно.
А минутой позже стал буйствовать:
— Оставьте меня в покое! Все вон отсюда!
Присланную медицинскую сестру — рослую молодую Глыбину — князь тоже пытался прогнать. Сбросив одеяло, столкнул на пол бутылки с горячей водой, обогревающие ноги.
Повесть «Алые погоны» написана преподавателем Новочеркасского Суворовского военного училища. В ней рассказывается о первых годах работы училища, о судьбах его воспитанников, о формировании характера и воспитании мужественных молодых воинов.Повесть в дальнейшем была переработана в роман-трилогию: «Начало пути», «Зрелость», «Дружба продолжается».В 1954 г. по книге был поставлен фильм «Честь товарища», в 1980 г. вышел 3-серийный телефильм «Алые погоны».Повесть была написана в 1948 — 1954 г.г. Здесь представлена ранняя ее версия, вышедшая в 1948 году в Ростовском книжном издательстве.
Историческая повесть «Ханский ярлык» рассказывает о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество.
«Соляной шлях» – первая повесть о Евсее Бовкуне. Вместе с ним, вслед за чумацким обозом, читатель пройдет в Крым за солью нетронутой плугом девственной степью, станет свидетелем жестоких схваток половцев с русскими людьми… Увлекательное это будет путешествие! С большим искусством, достоверно и в полном соответствии с исторической правдой автор вплетает в судьбу независимого и гордого Евсея Бовкуна возникновение первых русских поселений в диком, но вольном тогда Подонье. Сюда от гнета князей и знатных богатеев уходит со всех концов Руси вольнолюбивая голытьба.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу включены две исторические повести: «Тимофей с Холопьей улицы» — о жизни простых людей Новгорода в XIII веке, «Ханский ярлык» — о московском князе Иване Калите, которому удалось получить ярлык в Золотой Орде и тем усилить свое княжество. Издается к 60-летию автора.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.