Плетеный ремень - [21]

– Работа такая, – отозвался он. – Бывает, что дело и до утра не терпит… Дома, Клавдия Поликарповна, вы со мной откровенно разговаривать не захотели. Придется побеседовать в другом месте.

– Здесь, значит, ночью?

– Нет, в Верхней Пышме. Билеты на поезд уже заказаны.

– Как же я поеду, несобранная-то? И зачем?

– Собраться мы вам поможем. А зачем в Верхнюю Пышму, объясним на месте. Вот такие дела пошли, Клавдия Поликарповна…

Часом раньше Василий Тихонович передал в Верхнюю Пышму телефонограмму с просьбой о машине и распоряжение доставить к утру в отдел милиции Геннадия Печеркина.

22

В Свердловск поезд прибыл около полудня. Выйдя с Коляскиной из вагона, Василий Тихонович увидел на перроне двух верхнепышминских милиционеров и, к своей радости, Анатолия Моисеенко, приплясывающего на морозе в легоньких полуботинках.

– Форсишь, южанин? – спросил после рукопожатия.

– Вы виноваты, – весело отозвался Анатолий. – Приехал утром, забежал к Суетину, а он мне говорит, что едете не одни и… все остальное. Я, конечно, сюда…

– В машину, – кивнув на Коляскину, коротко распорядился Саломахин и, когда милиционеры отвели ее, признался: – Говорят, что случайностей не бывает, а у нас с тобой все наоборот…

– Как это наоборот? – не согласился Моисеенко. – Все запланировано.

– Все… Не помирай я от черной тоски в ожидании вестей от тебя, разве пришло бы мне в голову залезть в эти книги регистрации задержаний? А чего стоят без них наши командировки?.. Опять бы крутились вокруг своего торфяника, как тараканы на ниточке…

– Не согласен. Если бы мы и на стенки полезли, то и это было бы не удивительно… – Моисеенко замолчал. И, только выйдя из вокзала на площадь, подумал вслух: – Не пойму одного: если этот Мельник действительно появился в Соколовке, каким чудом никто его не заметил? Ты уверен, что все произошло так, как ты думаешь?

– Как произошло – не знаю. Но ты сам видишь, что след Мельника завязался узелком на этом месте. – И, подходя к машине, Саломахин оборвал себя: – Ладно. Разберемся.

По пути в Пышму договорились, что возле отдела милиции выйдут из машины первыми, оставив Коляскину на некоторое время под опекой милиционеров. Предусмотрительность оказалась не напрасной.

В полутемном коридоре отдела на скамейке сидел Геннадий Печеркин. Он поднялся навстречу Моисеенко, сняв шапку, поздоровался.

Моисеенко сухо кивнул ему в ответ, показал на дверь своего кабинета.

– Давай сюда.

Печеркин, войдя в комнату, сел на ближний к двери стул, но Моисеенко показал ему на другой, у стола. Пока Саломахин не спеша раздевался, тщательно причесывая волосы, Моисеенко, поудобнее устроившись на стуле, пристально глядел на Печеркина. Потом укорил жестко:

– Что ж ты так долго заставил нас бегать?

– Куда бегать? – непонимающе переспросил Печеркин.

– Его, – вмешался Василий Тихонович, посмотрев на Моисеенко, – в Молдавию, меня – в Шадринск. – Подумал, что Печеркин на самом деле еще ничего не понимает, и высказался прямо: – Ведь знал же ты Афанасия Мельника! А молчал. Почему?

Своим вопросом он на мгновение заморозил Печеркина, привязав его остановившийся взгляд к себе. Печеркин ни единым мускулом не выдал своего волнения, но где-то в самой глубине его глаз лихорадочно заметалось беспокойство. А Василий Тихонович спокойно продолжал:

– Что же ты, друг липовый?.. Был, оказывается, Мельник-то у тебя в Соколовке. Был. Перед самой смертью. Знаем.

И, заметив, как обмяк взгляд Печеркина, отвернулся в сторону, устало повторил укор:

– А ты промолчал…

– Так в клубе тогда про Петра спрашивали, – вдруг встрепенулся Печеркин.

– Что? – Моисеенко расхохотался не по-доброму. – Вон ты какой умный! Слышите, Василий Тихонович, про Петра, говорит, спрашивали?.. А ты перепутал, который из них хромал? Или забыл? – И, не желая слушать его, махнул рукой. – Хватит. Тут люди с дороги. Им отдохнуть нужно.

В кабинете появился милиционер. Саломахин коротко приказал:

– Этого гражданина поселите во вторую камеру. Да поставить на постоянное довольствие не забудьте…

В тот же день встретились с Суетиным. Втроем просидели допоздна. Каждый понимал, что разгадка трагедии на Соколовском торфянике близка, но, по известной следовательской привычке, не торопились с окончательными выводами.

– Вчерашний разговор с Коляскиной в Шадринске и сегодняшний – с Печеркиным убедил меня в том, что они все знают. С ними надо работать, – настаивал Василий Тихонович. – Почему они хитрят?

– Замазаны! – предположил Суетин. – И боятся: Мельнику-то ведь не просто морду набили, а с концом…

– А вспомни Сырбу? Тоже запирался, а совсем из-за другого… – вмешался Моисеенко.

– Чудак ты, право, – усмехнулся Дмитрий Николаевич. – Сырба совершенно точно знал, в чем его подозревают. И когда ему сказали, что речь идет об убийстве, он сразу заговорил, потому что в этом он не мог быть замешан. А Коляскина и Печеркин, во-первых, не могут отрицать своего знакомства с Мельником. Во-вторых, у нас в руках свидетельства, что из Шадринска они уехали в Свердловск вместе. А самое главное, Толенька, ни Коляскина, ни Печеркин, если они к этому делу не причастны, не могут знать, что речь идет об убийстве! Прав Василий Тихонович, работать надо.