В то утро Салима Закирова из поселка Соколовка, что недалеко от Верхней Пышмы, пошла косить траву для своей козы. Коз в Соколовке держали многие, зелень поблизости выбрали, и Салиме пришлось идти на заброшенные торфяники, тучневшие высоким травостоем в километре от поселка.
Спустившись в неглубокий заросший карьер, Салима подправила косу оселком и принялась за дело. Но не успела пройти и пяти шагов, как коса с хрустом ткнулась во что-то твердое, на мгновение вынесла из травы круглый предмет.
«Неужто белый гриб?» — удивленно подумала Салима и шагнула к своей находке.
В траве лежал человеческий череп.
Полчаса спустя Салима со страхом рассказала обо всем дома. Муж приказал ей молчать.
Но Салима боялась неизвестности еще больше, чем его. Поэтому о притче, случившейся с ней, скоро узнали соседи.
К обеду страшная история докатилась до поселкового Совета. Оттуда, поверив Салиме на слово, позвонили в милицию.
В оперативной машине, свернувшей со старого Тагильского тракта влево, не чувствовалось никакого беспокойства. Старший оперуполномоченный уголовного розыска Анатолий Моисеенко и следователь прокуратуры Дмитрий Николаевич Суетин, одетые в легкие рубашки, расспрашивали дежурного по горотделу, превшего от жары в своем кителе:
— Кто звонил-то?
— Не разобрал. Из поселкового, говорю.
— Может, зря едем?
— Как зря? Сказали, туда пошел Паршуков, участковый наш. Дурак он, что ли, грузди бегать смотреть?! — начинал злиться дежурный.
Машина выскочила из леса на пустошь, и сидевший впереди Моисеенко увидел в стороне от дороги Паршукова с незнакомыми мужчиной и женщиной. Участковый, против обыкновения, не поторопился навстречу, Моисеенко, приказав подъехать, мрачно проговорил:
— Пожалуй, и вправду не на грибницу попали… — Открыв дверку, крикнул — Ну, что там? Паршуков, как спросонья, потер ладонями лицо, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и устало двинулся к торфянику. Мужчина и женщина не тронулись с места, пока опергруппа не миновала их.
…То, что лежало внизу, под небольшим откосом, трудно было назвать даже останками человека. Обезглавленный скелет в истлевшей одежде, прикрытый кореньями и слегка присыпанный землей, еще издавал смрадный, трупный запах, невольно остановивший людей.
— А человечек-то убит, — послышался голос судмедэксперта, склонившегося в сторонке над черепом. — Вот свежий след от косы, а на затылке пролом… Смерть мгновенная…
— Начнем смотреть, — сказал Суетин дежурному. — Уберите землю и коренья. С одеждой осторожнее, расползется. Да наденьте перчатки резиновые! А я буду писать.
Он раскрыл папку с чистыми листами бумаги и приступил к протоколу.
Проселочная дорога из Соколовки в Красное проходила не более чем в двадцати-тридцати шагах. За ней метрах в пятидесяти темнела бурая от торфа насыпь узкоколейной железной дороги. Невдалеке стоял телефонный столб с подпорой. До опушки леса, что осталась позади, не более сотни метров.
Все записал, наскоро набросал схему и придвинулся к откосу. Возле трупа молча трудились милиционеры. То один, то другой из них бросал короткие фразы:
— Полупальто зимнее. В карманах мелочь…
— И билеты трамвайные…
— Свердловские? — спросил Суетин.
Один из милиционеров выпрямился, долго всматривался в ветхие клочки бумаги. Нетерпеливый Моисеенко спрыгнул к нему, вытащил из кармана лупу.
— Да, свердловские.
— Еще квитанция какая-то, — подал голос другой милиционер.
И опять ответил Моисеенко:
— Штамп горсправки Свердловска, из адреса только несколько букв кое-как видно:
«Чел…»
— Пиджак, двое брюк, внизу полотняная пара нижнего белья…
— Сапог один. Другого нет. Носки шерстяные, домашней вязки.
— На левой руке ремень, поясной… да еще плетеный. Модник был покойник-то…
— Ну-ка! — Моисеенко нагнулся над скелетом и уточнил:-Закинут петлей.
— Тащили, — предположил Суетин.
— Ага.
— Значит, и сапог где-то должен быть, — закончил мысль Суетин.
— Еще книжечка какая-то во внутреннем кармане пиджака!..
Милиционер передал ее Моисеенко без просьбы.
— Только типографская краска осталась, — сказал тот. — В общем, удостоверение ДОСААФ. — Спички в кармане…
По рации вызвали грузовую машину, чтобы увезти останки убитого и одежду. В ожидании ее разбрелись во все стороны, обшарили канавы, исходили вдоль и поперек поляну. Искали второй сапог. Не нашли.
Дружно закурили. Говорить не хотелось. Кроме книжки ДОСААФ и квитанции, никаких документов при убитом не оказалось. Опознание трупа по личности исключалось.
— В нашем районе пропавших без вести нет, — словно отвечая на мысли других, сообщил Моисеенко. — Пришлый, значит.
— Убит давно. А когда? — подумал вслух Паршуков.
— Зимой или поздней осенью, — ответил Суетин. — С чего бы он двое штанов надел?
Только — в какую зиму? В минувшую или прошлогоднюю?..
— Судебная экспертиза скажет, — отозвался судмедэксперт.
— Да уж скажет…
Моисеенко бросил недокуренную папиросу, придавил ее каблуком и вздохнул.
— А вот и наши! — первым увидел выехавший из леса грузовик дежурный.
Паршуков показал пологий спуск, где удобнее съехать вниз.
Поставив машину, как потребовали, шофер подошел к Моисеенко.
— Вот это все надо забрать, — объяснил тот, кивнув на кучу тряпья и кости. — Брезент привез?