Пленники бездны - [16]

— Ты ожидал того недомерка, который должен был покончить со мной, — неторопливо произнес Конан, — но он уже мертв. А ты сейчас отправишься следом за ним.

Ужас, промелькнувший в глазах Ченгар Бхутта, подтвердил подозрения киммерийца. Конан подошел к толстяку и приставил острие меча к его горлу.

Ченгар Бхутт делал судорожные движения, пытался что-то сказать, но язык не повиновался ему. Конан вытащил кошель с сапфирами и бросил его на колени толстяка. Руки вендийца непроизвольно схватили мешочек.

— Ты так хотел получить их, — насмешливо сказал Конан, по-прежнему держа меч у горла Ченгар Бхутта. — Теперь ты сможешь забрать их с собой туда, от куда нет возврата. Может быть, они согреют тебя в чертогах Хозяйки Судеб.

Он сделал неуловимое движение мечом, и из крохотного пореза на шее вендийца заструилась кровь.

— Ешь! — приказал Конан, — Развяжи кошель, возьми сапфир и съешь его.

Вендиец теребил завязки, с ужасом глядя на Конана. Наконец он вытащил сапфир и медленно поднес его ко рту. Он посмотрел на Конана взглядом затравленного зверя, но не нашел сочувствия. Неожиданно Конан ощутил движение у себя за спиной, и одновременно что-то изменилось во взгляде Ченгар Бхутта — ужас сменился надеждой, а затем вновь — ужасом.

Киммериец успел обернуться навстречу опасности, но уйти от удара не смог. Он едва успел заметить бесшумно подкравшегося к нему человека, похожего на погибшего Вонху, и в тот же миг сильный удар обрушился на его голову. Погружаясь в черноту беспамятства, Конан успел наобум взмахнуть мечом, понял, что промахнулся, и тяжело рухнул на сидевшего перед ним толстяка.

* * *

Сознание вернулось к Конану резко — словно вспышка света пробилась сквозь сомкнутые веки. Он ощутил в пальцах рукоять меча, который так и не выпустил во время падения, приготовился к схватке и открыл глаза.

Ченгар Бхутт сидел в кресле посреди комнаты. Руки его были крепко привязаны к подлокотникам, лицо было пепельно-серым, в глазах застыло выражение смертельного ужаса. Рядом с ним стояли два человека, внешность которых напоминала погибшего прошлой ночью Вонху.

Один из них с угрожающим видом обернулся к киммерийцу. В его руках появились два широких кинжала. Конан приготовился отражать нападение, когда из угла комнаты раздался голос, произнесший несколько слов на неизвестном Конану языке, и человек, слегка поклонившись, вложил оружие в ножны.

— Вставай, располагайся поудобнее и будь спокоен. Здесь тебе ничто не угрожает, — произнес тот же голос по-заморийски. Конан взглянул в дальний угол комнаты. На невысоком диване сидел еще один уттарец. Не только повелительный тон, но и вся манера держаться выдавали в нем предводителя.

— Ты, наверное, Конан-киммериец, — медленно проговорил предводитель, — а я — Кху Бор, сын правителя, или, как говорят в этих местах, короля, Уттары.

Конан осторожно, не выпуская из рук меча, присел на низкий табурет.

— Убийца, которого послал за тобой этот торговец чужими тайнами, оказался не так ловок, как он рассчитывал, — говорил принц. — Я ожидал этого. Если ты смог победить Вонху — лучшего бойца Уттары, то вряд ли тебя мог бы остановить еще кто-то. Ты, наверное, уже догадался, что история, которую тебе рассказал этот, — ленивым жестом Кху Бор указал на скорчившегося под его взглядом вендийца, — далека от истины. Как все люди, которые знают жизнь по чужим словам, он был уверен, что молодой северный варвар поверит в любую ложь. Но доблесть состоит не только в мышцах, но и в уме. Ты сразу понял, что он лжет? — Конец фразы вопросительно повис в воздухе.

— Мать Тауруса умерла несколько лет назад, а любовницей его была шлюха из Лабиринта, которая на следующий день после его гибели забыла о нем. Сейчас она живет в веселом доме, посвященном Деркэто, — коротко ответил Конан.

— Полагаю, нужно рассказать тебе, что же происходит на самом деле. Ты уже знаешь, что в этих сапфирах содержится судьба Уттары. В старинных преданиях говорится, что один из них был подарен моему далекому предку спустившимся к людям Рудрой. Бог предрек, что этот король и его потомки будут править Уттарой до тех пор, пока сохранят сапфир. Впоследствии король приказал добыть семь других камней и огранить их так, чтобы невозможно было найти различия между ними; на случай, если какой-нибудь дерзкий вор задумает похитить божественный сапфир. Так что подлинную ценность представляет всего лишь один из камней, но никто не знает, какой именно, — с невеселой усмешкой говорил Кху Бор.

— Известно тебе и о том, как камни попали в сокровищницу короля Меру, — продолжал принц. — Оттуда их случайно, не подозревая о значении сапфиров, украл Таурус, которого недаром называли королем воров, — больше никому не под силу было бы совершить такой подвиг.

После того как мой отец был вынужден отдать сапфиры королю Меру, он обратился к знаменитому вендийскому магу и мудрецу Иарху с просьбой помочь ему вернуть камни. С помощью своей магии Иарх узнал, что камни похищены из сокровищницы немедийцем Таурусом. Проследить дальнейший путь сапфиров он не смог.

Шло время, и отец почти смирился с тем, что сапфиры утрачены. Но однажды от Иарха пришла весть, что он нашел след сапфиров. Я немедленно отправился к нему, но застал его уже мертвым — даже великие мудрецы подвержены старости. Его сын — вот этот толстяк — не унаследовал мудрости отца, но компенсировал ее своей хитростью и жадностью. Перед смертью отца он узнал у него, где находятся сапфиры, но ничего мне не сказал об этом, а предложил найти их и продать. Мне ничего не оставалось, как согласиться. Но, подозревая обман, я приказал следить за ним. Вскоре я узнал, что он вступил в переписку с королем Меру, которому также предложил вернуть сапфиры, похищенные из его сокровищницы. Я понял, что верить ему нельзя. Даже если бы я предложил большую цену, то не мог бы быть уверен, что он вернет сапфиры. Поэтому, когда он собрался в путь, я с несколькими спутниками последовал за ним.