Пленник волчьей стаи - [48]

— Говорю. — Атувье тоже поднял руку. — Я стал пленником волчьей стаи не по своей воле. Волки силой и глазами увели меня.

Толпа совсем присмирела.

— Скажи, мудрый Котгиргин, что мне оставалось делать? — продолжал Атувье. — Если мне предстояло уйти к «верхним людям» по воле волков, то почему они не разорвали меня сразу? Все знают: если пастуха или охотника уводит Келле с верной тропы, то ведь никто по своей воле не уходит к «верхним людям». Все хотят остаться в «нижней тундре», и каждый, кого увела Келле, ищет дорогу в яяну. Котгиргин и все вы, я спрашиваю: разве мало в наших краях людей плутают в тундре, в горах по многу дней и ночей, с весны и до зимы, с зимы и до лета? И если они потом возвращаются в яяну, их никто не прогоняет, — напомнил Атувье и, приосанившись, добавил — Да, я жил с волками, но я остался человеком. Я был пленником волчьей стаи, но я освободился из плена. И помог мне стать свободным Черная спина. Я знаю: в его жилах течет кровь умной собаки. Разве мало в нашем стойбище собак с волчьей кровью? — Атувье смолк. Никогда в жизни он не говорил так длинно.

— Много, много, — послышались голоса. — Ив жилах многих волков тоже много собачьей крови.

— Своими словами ты уводишь наши обычаи на ложную тропу, — совсем как озлобленный зверь прорычал Вувувье. Только он один заметил, каким радостным светом заблестели глаза Тынаку, когда говорил Атувье. — Ты жил с волками, и потому тебе нет места среди нас. Убирайся подальше, волчий братец! Убирайся!

— Я — человек! — крикнул Атувье. — Это ты, Вувувье, волк. Бешеный волк, который режет оленей не ради еды, а потому, что он сильный. Ты, Вувувье, не убиваешь людей, но ты загоняешь их в капканы долгов. Ты живешь на горе других. Да, Вувувье, это ты — бешеный волк, и маломало яранг в долине Апуки, где тебя не проклинают!

— Замолчи ты, жравший мясо с волками! — взъярился Вувувье.

Гнев и обида сжали горло парня, но надо было отвечать.

— Говорю, — он снова поднял левую руку. — Я, сын Ивигина, убил Вожака стаи и его кровью смыл позор своего плена.

Люди переглянулись. Хорошее дело совершил сын Ивигина, но обычай есть обычай: тонувший в большой воде, даже если он спасся или его спас другой, все равно должен сам уйти к «верхним людям», И деливший с диким зверем кусок мяса тоже должен сам уйти вверх…

Глаза Тынаку метали черные стрелы в людей. Даже в отца. Атувье это увидел, и в его сердце вошла радость.

— Смерть ему! Забросаем его камнями и собачьим пометом! — заблажил Вувувье. — Люди стойбища Каиль, он хочет рассердить ваших духов! Бросайте в него камни. — Богач повернулся к толпе. Глаза его налились кровью. — Кто первый бросит в него камень, тому я прощу все долги и дам еще пять оленей. — пообещал он.

Люди попятились от разгневанного Вувувье.

Котгиргииу вдруг захотелось, чтобы… волк Атувье, Черная спина, дрожавший от приступа ярости, бросился на богача, сосавшего кровь из бедных пастухов, как стая оводов из оленя. Шаману захотелось сказать слова одобрения богатырю Атувье, от которого пошли бы крепкие, сильные дети. Но Котгиргин не мог разрешить Атувье остаться в стойбище: слишком велика сила обычаев чаучу. Однако шаман Котгиргин недаром слыл великим мудрецом. Мельком взглянув на красавицу Тынаку, он сказал:

— Сын Ивигина, ты видишь, люди стойбища Каиль боятся разгневать духов. Страх перед духами заставляет людей отвергнуть тебя. Уходи, люди боятся тебя.

В напряженной тишине вдруг раздался звонкий, высокий, словно крик всполошенной чайки, голос Тынаку:

— Я не боюсь!

Все повернулись к непокорной. А она, гордо подняв голову, шла к Атувье. Поравнявшись с Котгиргином и Вувувье, она еще выше подняла подбородок.

— Я не боюсь… духов! Атувье не виноват, побледнев, сказала Тынаку и обернулась к толпе. — У вас злые и трусливые сердца, Я не боюсь и уйду с Атувье, — она решительно подошла к парню, встала рядом.

Вувувье ринулся было за ней, но его осадил грозный рык Черной спины. Он был страшен сейчас, сын Дарки, «глаза стаи»: его янтарные глаза горели, как жаркие угли, темные губы трепетали от напряжения, обнажив крупные кипенно-белые клыки. Шерсть на загривке волка поднялась, словно от порыва сильного ветра. Богач испуганно попятился, загородив рукавом лицо. Затем, опомнившись, подпрыгнул к Итекьеву, который стоял рядом с Ивигином, схватил старика за рукав, дернул на себя.

— Почему ты молчишь, Итекьев, сын трусливой собаки? Я дал тебе богатый выкуп за твою дочь. Она — моя. Моя! Она нарушила обычай. Прикажи ей вернуться. Прикажи! Иначе я потребую выкуп назад и заберу за прошлые долги всех твоих паршивых оленей, и тогда ты подохнешь с голоду вместе со своей старухой, — орал Вувувье.

— Духи не любят говорящих громко. От большого шума у них болят уши, и тогда они сердятся, — прервал его Котгиргин.

Вувувье выпустил рукав Итекьева, усмехнулся.

— Ты… ты плохой шаман, Котгиргин, — злобно сказал он. — Богатый человек всегда сможет задобрить духов богатыми подарками.

— У тебя дырявая голова, Вувувье, — с откровенной издевкой ответил шаман, — Разве помогли тебе твои богатые подарки, которые ты отнес на священное место в день приезда? Ты приехал, чтобы нарушить обычай, — и духи покарали тебя. Я говорю: если болезни снова поселятся в твоем теле, не зови больше шамана Котгиргина. Ты оскорбил меня, а шаманы обид не прощают.