Пленница гарема - [70]

— Смелость нам как раз нужна. Рассказывай.

— Наверное, нам следует сделать какой-нибудь жест, чтобы янычары считали, что его величество поддерживает их. — Я оглядел помещение. — Может быть, построить фонтан.

— Я предлагаю кое-что получше, — сказала Накшидиль. — Мое жалованье чрезмерно щедрое. Я использую часть своих денег на строительство мечети для янычар. Это станет знаком поддержки не только им, но и улемам.

— Благородная мысль, — похвалил я, — в духе мусульманской благотворительности. — Сказав это, я встал, полагая, что Накшидиль зашла побеседовать с Махмудом наедине.

Султан велел мне остаться.

— Теперь ты главный чернокожий евнух, — напомнил он мне, — и ты всегда оставался верным моей матери. Я ценю твои советы.

Мы перешли в комнату отдыха, и Махмуд подал немому евнуху знак принести ему наргиле. Мы наблюдали, как чернокожий раб наполняет янтарную чашечку яблочным табаком, затем подносит к ней раскаленные угольки. Сладкий запах табака и бульканье воды в трубке успокоили нас, и на какое-то время каждый погрузился в свои думы. Накшидиль медленно вышла из состояния мечтательности и обратилась к Махмуду.

— Сын мой, я заметила тревогу в твоих глазах, — сказала она. — Я знаю, у тебя на душе неспокойно, ведь на тебе лежит груз ответственности за империю.

— Забот хватает, — ответил султан. — Выбрать правильный курс сможет лишь великий правитель.

— Не забывай, что великими правителями не рождаются, ими становятся, — сказала Накшидиль. — Они набираются сил и по мере этого придают силы народу.

Махмуд попыхивал трубкой.

— Я только об этом и думаю с тех пор, как стал падишахом. Но кто может сказать, что история приготовила мне?

— Историю делают люди. Бог подарил нам этот мир, однако настоящие правители обустраивают его. Я знаю, есть такие, кто считает, будто события возникают, словно гроза в небе, однако события творят люди. И люди отвечают за них.

— Это правда, — согласился я. — Вспомним Стамбул. Константин Великий основал этот город, он единственный соединяет два континента. Константинополь тысячу лет был столицей Византии. И понадобился такой человек, как Мехмед Завоеватель, чтобы Константинополь в тысяча четыреста пятьдесят третьем году стал нашим.

— Возьмем сегодняшнюю Россию, — предложила Накшидиль. — Екатерина бросила вызов всему миру, и мы дрожали при упоминании лишь одного ее имени. После ее смерти наши страхи исчезли. Теперь Наполеон завладел нашим вниманием и заставил нас повернуться к Франции. Некоторые правители бегут сломя голову, другие становятся жертвами событий. Мой сын, ты из рода воинов-всадников и должен идти впереди всех.

— Что ты хочешь сказать? — хмуро спросил Махмуд. — Ты ведь не предлагаешь завоевывать чужие страны?

— Chéri, Оттоманская империя уже не та, что была раньше. Это не нация завоевателей, как это было при Сулеймане Великолепном[89]. Он раздвинул границы империи от Белграда до Багдада. Но как это ни печально, часть того, что он завоевал в шестнадцатом веке, уже захватили Россия, Австрия и Франция. Мы должны сохранить то, что у нас осталось.

Султан кивнул, прося ее продолжить.

Накшидиль положила ладонь на его руку.

— Турция похожа на древнее дерево, корнями ушедшее глубоко под землю: его ствол широк и крепок, а ветви разрослись во все стороны. Восточная почва питает эти корни, а европейское солнце дает силы росткам. Пусть ветви стремятся к солнцу, чтобы было легче расцвести новыми идеями.

Пришел немой евнух и принес поднос со сладостями. Султан взял кусок халвы, посыпанный кунжутом. Он откусил кусочек и сказал:

— Продолжай.

— Ты должен смотреть дальше горизонта, — говорила валиде-султана. — Не забывай, что теперь французы указывают верное направление. Мы знаем, что революция сотворила ужасные вещи, но она также принесла новые идеи о свободе. К тому же у них появился Бонапарт, гениальный командующий. Его армии сильны, а народ процветает. Сын мой, вот что я тебе скажу — если Оттоманской империи суждено выжить, то мы должны рассчитывать на французов.

— Но Селим понял, что недостаточно лишь реформировать армию, — возразил я.

— Ты прав, Тюльпан. Махмуд должен изменить мышление людей. — Она снова обратилась к сыну: — Как султан, ты должен просвещать их, дать им возможность учиться и свободно думать.

Махмуд проглотил последний кусочек халвы и вытер руки.

— Нам следует начать с армии, — сказал он. — Нет сомнений в том, что ее надо готовить иначе и создавать для этого новые школы. Валиде-султана права. Мы обязаны создать такую армию, которая будет защищать нас, но мы также должны изменить мышление людей. Мы все знаем, сколь важно образование. Возьмем, к примеру, Тюльпана. Ты сам научился говорить на нескольких языках, и у тебя открылись глаза на мир. Без просвещения народ будет блуждать в потемках. — Произнеся эти слова, султан встал и поцеловал руку матери. — Будем надеяться, что нам скоро удастся добиться этих перемен.

21

Первые две недели Рамадана, которые положение луны определило на начало мая, мы следовали законам пророка — постились от зари до заката, а затем, когда раздавался выстрел пушки, пировали от заката до рассвета. Мы постились и пировали четырнадцать дней подряд, спали почти весь день, после захода солнца набивали желудки, в три утра снова ели и завтракали перед восходом солнца.