Плененные страстью - [56]

Шрифт
Интервал

Честные намерения. Что за сумасшествие промелькнуло в его душе? Годрик был неспособен на любовь. Как часто говорил ему об этом отец? Говорил, что, если бы он был способен любить, мама не умерла бы. Годрик умом понимал, что отец таким образом пытался облегчить свою скорбь, переложив груз ее смерти на сына, но он не мог не согласиться. Если бы он был старше или крепче, то поехал бы верхом в город и позвал бы доктора, пока отец заботился о ней. Но он этого не сделал. Он спрятался в гостиной, поджав колени к подбородку, слушая крики матери. А потом эта ужасная тишина – как она стучала в ушах.

«Моя вина. Всегда моя вина».

Вероятно, он был способен любить, между тем останавливал себя, потому что риск слишком велик. Он потерял мать, отца, сестру, которой не посчастливилось сделать свой первый вздох. Что, если он потеряет Эмили? Внутри у него все перевернулось от этой мысли. Он не должен привязываться к девушке, не должен что-либо чувствовать к ней. Так было бы лучше.

Но это все неправда. У него были к ней чувства.

Сильные.

Переживания Эмили сменились волнением, когда он повел ее через примыкавшую дверь в свою спальню. Он откинул покрывала на кровати, но не дал девушке забраться на нее. Его руки тяжело опустились ей на плечи.

– Разреши мне раздеть тебя. – Голос мужчины был мягким и глубоким.

Эмили следовало отказаться, но его взгляд из-под тяжелых век лишил ее дара речи.

Казалось, она смотрела в глаза обаятельного мародера, превратившегося в герцога, из ее романа.

Годрик воспринял это молчание как согласие, повернул ее спиной к себе и развязал завязки. Платье опустилось к ее ногам.

Его пальцы искусно развязали ее корсет, он орудовал шнурками, словно опытный арфист.

Эмили, будучи раздетой, задрожала, чувствуя себя некомфортно.

– У вашей светлости богатый опыт в этом? – Она сразу же поняла, насколько глупо прозвучал ее вопрос.

– Ты же знаешь о моей репутации, дорогая.

Она вздохнула, и он продолжил:

– Но мне еще никогда не было так приятно это делать.

Эмили не сомневалась, что скоро растает и превратится в лужу.

Наклонившись, он поцеловал ее, покусывая место, где плечи пересекались с шеей. Она почувствовала слабость и оперлась на него. Годрик поймал ее, прежде чем Эмили сползла на пол.

– Не торопись. Мы еще не закончили. – Он подтолкнул ее к краю кровати.

На девушке были только сорочка и чулки.

Годрик опустился перед ней на колено и похлопал по своему правому бедру.

– Поставь сюда левую ногу.

Она сделала, как он просил, испытывая головокружение от внутреннего голода, когда его руки поднялись по ее бедру, расстегнули подвязку и остановились у резинки чулка. Он спустил его по ноге, оставляя нежные горячие поцелуи на каждом дюйме обнаженной кожи, а затем освободил ее ступню. Потом Годрик повторил все то же самое с ее правой ножкой.

Он снова провел рукой вверх по ее ноге и отодвинул сорочку, чтобы она не мешала ему целовать внутреннюю сторону тела возле колена.

Эмили дрожала. Она нечасто падала в обморок, но, когда Годрик слегка втянул в себя ее кожу и провел языком, девушка пошатнулась.

– Ты в порядке?

Она тихо засмеялась.

– Если ты продолжишь целовать, как сейчас, я скоро забуду свое имя…

– Это означает, что я все делаю правильно, – дразнил он ее. – Думаю, этого достаточно для одного дня. Даже я не настолько подлый, чтобы требовать большего сегодня ночью.

Годрик пошел в комнату Эмили, принес ее ночную рубашку. Девушка повернулась к нему спиной, сняла сорочку и надела ночнушку. Когда она повернулась, то увидела, что Годрик наблюдает за ней, сжав кулаки.

Он кивком указал на кровать.

– Ложись, пока я не передумал насчет того, чтобы просто спать.

Она скользнула на простыни и увлеченно наблюдала, как он раздевается.

– А я смогу когда-нибудь раздеть тебя?

Он долго стоял неподвижно, по его глазам невозможно было ничего прочитать.

– Завтра ночью.

Герцог обнажил грудь, снял бриджи и надел рубаху для сна. Эмили, вдруг смутившись, отодвинулась от него, когда он лег рядом с ней под покрывалом, но матрас прогнулся под его весом, и она скатилась на мужчину.

– А теперь, о том поцелуе перед сном. – Обняв, он поцеловал ее.

Эмили не хотелось, чтобы этот поцелуй заканчивался, мягкие движения их губ, танец языков, напряженное дыхание, сливающееся в полной темноте… Она никогда не сможет покинуть эту кровать, их соревнование продлится вечность, пока он будет продолжать целовать ее.

Годрик крепко прижимал девушку к себе, целуя ее с жаром и в то же время нежностью. Раздеть Эмили было плохой идеей. Все, о чем мог думать мужчина, – это о вкусе ее кожи и прерывистых вздохах, которые она издавала, пока он снимал каждый предмет ее туалета. Это был подарок Эмили ему, но она даже не ведала о том. Сейчас герцог держал девушку в своих руках и она целовала его в ответ своими сладкими неопытными губами. Он не мог дождаться, когда обучит ее всему, чему научили его годы опыта. Понравится ли ей его прикосновение губами у нее между ног? Захочет ли она сделать то же самое для него? Будет просто великолепно, если Эмили подвергнет его такой пытке. Он отчаянно обуздал свой голод и сосредоточился на ее мягких настойчивых устах, с диким самозабвением целующих его.


Рекомендуем почитать
Про Лису (Сборник)

Безо всякого преувеличения это наш любимый сборник рассказов. И его герои вошли в нашу жизнь, по всей видимости, уже навсегда. Лиса и Пианист. Певица и ее аккомпаниатор. История их дружбы и их любви. Их войны и их жизни. Их разочарований и их надежд. Здесь есть элементы биографий реальных людей… слишком известных, чтобы их называть. Но почему бы не рассказать о них? Почему бы не вспомнить?  Итак….Кафе «Томный енот», которого сейчас, конечно, на Монмартре уже не найдешь, на его месте давным-давно красуется… другое кафе с другим названием, называлось так не случайно.


В другой раз повезет!

Насколько сложно было получить развод в США накануне Второй мировой войны? Практически невозможно! Единственным штатом, где можно было развестись, была Невада – и женщины со всей страны стекались в городок Рино, «мировую столицу разводов», чтобы освободиться от уз изжившего себя брака. Ожидать решения приходилось шесть недель, и в это время женщины проживали на ранчо «Скачок в будущее». Миллионерша Нина, живущая всегда на полную катушку, и трогательная Эмили, решившая уйти от своего изменника-мужа, знакомятся на ранчо с Вардом, молодым человеком, бросившим Йель.


Фехтовальщица

В попытке отстоять право на оружие в своих руках российская фехтовальщица Женька Шмелева соглашается на необычный поединок. Основные события романа разворачиваются во Франции времен правления Людовика Тринадцатого. Героиня уверена в своей будущей победе, но в силу возраста еще не может знать, к чему может привести ее "неженский дар" в хитросплетениях сюжета из "мушкетерской" эпохи.


Наследница трех клинков

XVIII век. Курляндия. В поместье Карла фон Гаккельна, недалеко от Митавы, обнаружен труп молодой девушки. Одновременно в поместье появляется племянница фон Гаккельна — Эрика. Она просит дядю помочь ей срочно добраться до российской столицы. Вдобавок неожиданно в дом врывается старый знакомый фон Гаккельна, Михаил Нечаев. Он ищет некую сумасшедшую девицу, которая была похищена при рождении у одной знатной петербуржской дамы. Местонахождение девицы недавно выяснилось за большие деньги, и дама требует доставить дочку к себе.


Египтянин. Путь воина

Ренси мог стать величайшим скульптором своей эпохи, но судьба и боги Египта уготовили ему иной путь. Любовь к дочери фараона изменила жизнь юного скульптора, заставив его отложить молоток и зубило и взяться за меч и копьё. Тем, кто лишил его счастья быть с любимой, не избежать его гнева. Сумеет ли Ренси справиться с тяжёлыми испытаниями и довести свою месть до конца? Или борьба с могущественным противником может стоить ему жизни?


Лили Марлен. Пьесы для чтения

"Современная отечественная драматургия предстает особой формой «новой искренности», говорением-внутри-себя-и-только-о-себе; любая метафора оборачивается здесь внутрь, но не вовне субъекта. При всех удачах этого направления, оно очень ограничено. Редчайшее исключение на этом фоне – пьесы Константина Поповского, насыщенные интеллектуальной рефлексией, отсылающие к культурной памяти, построенные на парадоксе и притче, связанные с центральными архетипами мирового наследия". Данила Давыдов, литературовед, редактор, литературный критик.