Плененные - [10]
Тесс подошла ближе и кивнула.
Тот же знак размером с монету, что и в часах. Прямые линии и дуги не толще спички, около двух миллиметров в глубину. Контур обведен черной краской.
Рисунок терялся среди множества других. Аура просидела за этим столом годы, сама корябала на нем новые значки и буквы или разрисовывала старые до неузнаваемости – в основном это были ничего не значащие каракули. Она всегда была уверена, что и отец чертил по столу машинально, без всякого умысла. И все же странный знак из часов, очевидно, занимал его мысли, когда он сидел здесь наверху, удалившись от мира и собственной семьи и вынашивая свои жестокие планы.
– Поди догадайся, что это! – Тесс кончиком пальца потрогала рисунок. – Может, руна?
– Да, я тоже подумала о рунах. Но насколько я знаю, отец никогда не интересовался северными письменами.
– Тогда что-нибудь оккультное?
Аура покачала головой:
– Вот уж оккультизмом Нестор точно не увлекался. Он считал, что даже бессмертие должно быть научно обосновано. Именно поэтому, кстати, он так долго не хотел снова прибегать к убийству дочерей, а не потому, что осознал и раскаялся. – Аура поморщилась. – Ему не нравился способ, больше похожий на волшебство, чем на настоящую науку. И его раздражало, что алхимию путают с оккультизмом. Он воспринимал это как личное оскорбление.
Аура достала из ящика стола карандаш и чистый лист и обвела на бумаге контур вырезанного на столешнице знака. Позже она собиралась скопировать рисунок в часах для сравнения.
Потом задумчиво поднялась со стула и шагнула к витражному окну с надписью SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS – слова были расположены в пять строк одно под другим. Анаграмматический квадрат – буквы можно читать в любом направлении, они всегда складываются в одну и ту же фразу. На втором витраже буквы складывались в другую надпись: SATAN ADAMA TABAT AMADA NATAS. Дневной свет, падая через витраж, отбрасывал на лицо и руки Ауры искаженные очертания букв.
«Формула Сатор» – латинская фраза на левом витраже – происходила из символического языка герметистов[1]. «Сеятель Арепо с трудом удерживает колеса» – намек на неустанную погоню алхимиков за «золотым напитком», Великое делание – поиск философского камня.
Зато слова на втором витраже, казалось, не имели смысла ни на одном известном языке. Но и здесь буквы упорно складывались в одну и ту же фразу, если читать их слева направо, сверху вниз или снизу вверх. Как заклинание, как древний заговор. Лишь одно слово выглядело узнаваемым – Сатана.
Означало ли это, что алхимия и оккультизм представлены здесь на равных? Зачем Нестор заказал в библиотеку эти витражи, если был горячим противником подобного сопоставления? И уж конечно, не случайно его письменный стол стоял ровно посередине между окнами. Что, если он в какой-то момент усомнился в своих убеждениях и метался между безуспешными научными изысканиями и соблазном поверить в сверхъестественное?
– Аура! – Тесс кивнула на дверь.
Там, взъерошив белые перья, выставив вперед широкий клюв, стоял пеликан. Он застыл в дверном проеме, словно что-то мешало ему переступить порог.
Аура шагнула к двери. Птица неподвижно глядела на нее. В нескольких метрах от пеликана Аура остановилась, присела на корточки и призывно протянула руку.
Пеликан заковылял к ней, ткнулся клювом в протянутые пальцы и тихо закурлыкал. Они узнали друг друга.
Глава 7
Джиллиан все вращался и вращался, прикованный к стулу.
Уже много дней. Много недель.
В этом мрачном безвременье чувствам не за что было зацепиться. Только движение во тьме, словно Джиллиан падал в бездонную пропасть. Ему казалось, что сила тяжести вдруг исчезла и он провалился в межзвездную пустоту.
И все же краткие моменты прояснения повторялись все чаще. Внезапно Джиллиан вырывался из туманного небытия и самоотрицания – не понимая, как это вышло, надолго ли и можно ли как-то намеренно вызвать эти прояснения. Казалось, его голову удерживают под водой и время от времени выдергивают наверх, чтобы он мог глотнуть воздуха. И он никогда не знал, хватит ли времени вдохнуть полной грудью и не будет ли этот вдох последним.
В одно из таких мгновений он вдруг вспомнил, что прежде был мужчиной и женщиной одновременно, гермафродитом, двуполым порождением алхимии. Вспомнил он и то, что благодаря его двуполости люди могли видеть в нем то, что сами хотели видеть. Обычно Джиллиан играл роль мужчины и сам считал себя мужчиной, но, бывало, становился женщиной и прекрасно себя при этом чувствовал. Это не было физическое превращение – его тело оставалось прежним: мужским и женским одновременно. Менялось восприятие его другими людьми. Требовалось для этого немного: например, сменить одежду. Когда он ходил во фраке, никому и в голову не приходило усомниться в его мужественности. Зато платье целиком и полностью превращало его в женщину. В прежней жизни, до Нового ордена, это ему часто пригождалось. Он был тогда наемным убийцей и менял маски быстрее, чем полиция успевала объявить его в розыск.
Но сейчас с ним что-то делали против его воли. Джиллиану казалось, что он меняет пол каждую секунду, превращаясь из мужчины в женщину и обратно. И хотя это не были физические изменения – никто не прикасался к его коже, не менял очертания тела или лица, – его внешность то и дело менялась. Казалось, все личины, какие он примерял в жизни, теперь поочередно мелькали в его чертах – видные другим, ощутимые для него самого. И его истинное «я» окончательно скрылось за масками, за которыми он прятался всю жизнь.
