Что из себя представляет внешний мир? Там есть горы, это он знал. Можно было видеть их далекие пики, которые зимой покрывал снег, остававшийся летом только на северных склонах. Больше ему ничего не было известно. Там должны быть деревни вроде его собственной, он был почти уверен в этом. Что еще? Жители тех мест должны знать вещи, неизвестные его соплеменникам — например, где искать металл и как его получить. У обитателей долины еще сохранилось несколько драгоценных топоров и мачете, сделанных из блестящего материала, называемого железом. Они были мягче обсидиановых, но не ломались так легко, и их можно было точить снова и снова. А у жрецов хранилась шкатулка, сделанная из этого железа, украшенная сверкающими драгоценностями, которую они показывали народу в дни особых празднеств.
Как бы он хотел увидеть мир, сотворивший все эти чудеса! Если бы ему только удалось вырваться отсюда! Если бы только существовал выход — даже боги не смогли бы остановить его. И все же, рассуждая так, Чимал съеживался и закрывал голову руками в ожидании неминуемого удара богов.
Боги остановят его. Коатлики настигнет и покарает — он сам видел ее безрукие жертвы.
Чимал вновь впал в оцепенение — что ж, это и к лучшему. Нельзя причинить боль тому, кто ничего не чувствует. Его нож лежал на скале там, где он его оставил — Чимал вспомнил о нем потому, что изготовление ножа стоило ему многих часов тяжелой работы: не так-то легко высечь из куска обсидиана подходящее лезвие. Но рыба, как и дрова, вылетели у него из головы; Чимал прошел мимо сухого дерева, даже не взглянув на него. Ноги сами привели на тропинку, и он в благословенной бесчувственности направился мимо деревьев обратно в деревню.
Дорожка шла вдоль русла обмелевшей реки, и на противоположном берегу были видны храм и школа. Какой-то мальчик — он был из другой деревни, Заачилы, и Чимал не знал его имени, — стоя на высоком берегу, махал ему и что-то кричал, приложив руки ко рту. Чимал остановился и прислушался.
— Храм… — донеслось до Чимала, потом что-то еще, похожее на «Тецатлипока». Чимал надеялся, что это ему показалось: имя Владыки небес и земли, насылающего и излечивающего ужасные болезни, нельзя произносить всуе. Мальчик, поняв, что Чимал его не слышит, спустился с откоса и, разбрызгивая воду, пересек узкий поток, вскарабкался туда, где стоял Чимал. Он совсем запыхался, но глаза его возбужденно сверкали.
— Попока — ты его знаешь? Паренек из нашей деревни? — не дожидаясь ответа Чимала, мальчик продолжал, захлебываясь словами: — Ему было видение, он об этом рассказывал, жрецы услышали и позвали его в храм, и они говорят, что Тецатлипока… — как ни возбужден был мальчик, произнеся имя бога вслух, он запнулся, — …вошел в него. Жрецы забрали Попоку в храм на пирамиде.
— Зачем? — спросил Чимал, хотя знал ответ.
— Ситлаллатонак освободит бога.
Они должны идти в храм, конечно, — все должны присутствовать на столь важной церемонии. Чималу совсем не хотелось видеть то, что произойдет, но он и не пытался уклониться: быть там его долг.
Войдя в деревню, Чимал оставил мальчика и направился к своей хижине, но мать, как и большинство односельчан, уже ушла. Чимал положил нож на место и направился по сплошь утоптанной тропе, ведущей к храму. Молчаливая толпа собралась у подножия пирамиды, но Чималу все было отлично видно и с его места позади собравшихся.
На уступе перед храмом находился резной каменный алтарь с просверленными в нем отверстиями, обильно покрытый за бесчисленные годы засохшей кровью. Попока покорно дал привязать себя к камню; чтобы он не мог двигаться, веревки были пропущены сквозь отверстия в алтаре. Один из жрецов встал над юношей. Приставив ко рту свернутый из листьев конус, он дунул через него. В то же мгновение словно белое облако окутало лицо Попоки. Йахтли, порошок из корня того растения, что усыпляет людей и делает их нечувствительными к боли. К тому времени, когда Ситлаллатонак появился у алтаря, младшие жрецы уже обрили голову юноши — все было готово к началу обряда. Верховный жрец собственноручно вынес чашу с необходимыми инструментами. Дрожь пробежала по телу юноши, когда с его лба срезали кусок кожи, но он даже не вскрикнул. И ритуал начался.
Толпа всколыхнулась: вращающееся острие начало сверлить отверстие в черепе Попоки. Совсем того не желая, Чимал очутился в первом ряду. Отсюда все детали происходящего были видны с мучительной отчетливостью: верховный жрец просверлил несколько отверстий в черепе, как бы соединяя их — и снял освободившийся костный диск.
— Ты можешь выйти, Тецатлипока, — провозгласил верховный жрец; гробовое молчание воцарилось в толпе при упоминании ужасного имени.
— Теперь говори, Попока, — обратился жрец к юноше, — что ты видел?
С этими словами он вонзил нож в блестящую серую массу в зияющей ране. Ответом был тихий стон, и губы юноши зашевелились.
— Кактусы… на осыпи у скал… Я собирал их плоды, было уже поздно, а я еще не закончил… После захода солнца мне пришлось бы идти в деревню в темноте… Я повернулся и увидел…
— Выходи, Тецатлипока, дорога тебе открыта, — перебил Попоку верховный жрец, погружая нож еще глубже.
