Плен - [4]

    По дороге невольно вспоминалось, как в детстве в Болшево, случайно промоченные ноги сразу же вызывали ангину с высокой температурой. Здесь же, в этой немыслимой обстановке со мной ничего не происходило, не было даже кашля.

    Подошли к относительно крупному населенному пункту, кажется Буйновичи, где, по данным партизанской разведки, стоял немецкий гарнизон, усиленный несколькими танками.

    Полк развернулся в боевой порядок, занял позиции, окружив стрелковые ячейки снежными холмиками (рыть окопы было невозможно, под слоем мокрого снега - топкое болото). Протянули телефонную связь от штаба полка к эскадронам. Начали готовиться к атаке. Немцы молчали: либо они тоже готовились к отпору, либо не догадывались о подходе наших войск.

    На рассвете, два эскадрона, в одном из которых рядом с комэском я сидел с телефонным аппаратом, получили приказ совершить обход населенного пункта справа. Двинулись медленно, выслав вперед разведку, стараясь остаться незамеченными. Разматывая кабель, тащился со своей катушкой и я.

    Впереди - небольшой, свободный от леса пригорок. Как передали разведчики, там - немцы, что-то делают, суетятся, как будто не подозревают о нашем приближении. Рассыпавшись в цепь, стали перебежками, маскируясь за кустами, приближаться. Уже видны были строения поселка, передвигавшиеся между ними фигуры людей, и, к явному неудовольствию командира эскадрона, два танка с заведенными моторами.

    Он запросил по телефону штаб:

-       Что будем делать? У меня только одно противотанковое ружье и несколько противотанковых гранат. Если они атакуют, укрыться негде и отбиваться нечем.

    Ответ из штаба (помнится, что отвечал заместитель командира полка подполковник Гербут):

    - Они вас еще не заметили. Неожиданная атака может заставить их растеряться. С другого фланга вас поддержат.

     Однако, не вышло. Думаю, что мы были замечены ими раньше, они лишь подпускали нас поближе, рассчитывая на свое явное огневое превосходство.

    С обоих флангов у немцев были выдвинутые вперед укрепленные пулеметные гнезда, так что мы оказались под перекрестным пулеметным огнем, Заговорили танковые пушки и минометы. Лежать под таким шквалом смертоносного огня, прикрываясь только кустиками и редкими кочками, было бессмысленно, но и отойти назад под беспрерывным кинжальным огнем невозможно. И ответить на убийственный огонь было нечем. Кроме карабинов, автоматов, гранат «Ф-1 (лимонок)», которыми воспользоваться было невозможно (брошенные не из-за укрытия они поражают бросавшего).

    Подгоняемые командами офицеров и сержантов, стали перебежками продвигаться вперед. Убит, сидевший рядом со мной командир эскадрона, его место занял младший лейтенант командир одного из взводов. Вскоре и его зацепила пуля, попавшая ему в щеку и вышедшая с другой стороны лица, вырвав клок щеки. Я достал пакет и перевязал ему голову, говорить он не мог, только жестикулировал руками.

    Заревели моторами танки, я уже мысленно прощался с жизнью, но ... они повернули в другую сторону от нас.

    Как выяснилось позже, немцы легко разгадали маневр нашего командования. Направив по два эскадрона в обход, штаб полка оставил себя, практически неприкрытым. На него и направились немецкие танки с пехотным прикрытием, предоставив нам атаковать уже оставленные ими позиции.

    Разогнав наши полковые обозы, принудив штабные службы спешно отступить в непроходимые для танков болота, немцы легко выбрались из кольца и отступили куда-то южнее, где в нескольких десятках километров была железнодорожная станция, еще не занятая нашими войсками.

   Мы стали считать потери: в эскадроне, к которому я был прикомандирован, осталось лишь 50-70 человек, остальные, включая всех офицеров, были ранены или убиты.

    Ночь пришлось провести около штаба полка, лежа на голой земле, расчищенной от снега и прикрытой еловым лапником. Снял (с трудом стащил) промокшие валенки, засунул в шапку ноги, завернулся с головой в шинель, продрожал всю ночь, изредка впадая в дрему.

4.

    Изнурительный рейд по безлюдным Полесским болотам, часто прерываемый стычками с немецкими засадами, продолжался до 12 января 1944 года, когда мы вышли к берегу реки Припять у остатков сожженной карателями деревни, если не ошибаюсь, Костюковичи. В нечеловеческом напряжении и беспрерывном ощущении близости смерти, замерзая холодными ночами, проводимыми в постоянно мокрой одежде, когда нельзя зажечь костер, чтобы согреться, недоедании (связи с тыловыми службами разорваны), пережил декабрь и половину января. Остался незамеченным Новый год.

    И вот, перед нами - широкая, занесенная снегом долина реки, разлившейся здесь на несколько русел. Далеко на горизонте дымят трубы деревни.

    Несколько часов отдыха на морозном воздухе. Оттепель закончилась несколько дней назад, сменившись обильным снегопадом. Приказано проверить и почистить оружие, но не стрелять, чтобы не демаскировать наше расположение. Как будто бы, разведчики, добравшиеся до противоположного берега, убедились, что там нас не ждут.

    Маскируясь за снежными наносами, эскадроны тронулись на противоположный берег. Штаб полка остался на правом берегу, так что нам вместе с напарником пришлось тащить на себе четыре катушки кабеля и два телефонных аппарата. Разматывая катушку, стараясь не отставать, тащились мы вслед за эскадронами. Отдельные русла реки и старицы проползали по тонкому, прогибающемуся льду. Позади нас полковая конно-артиллерийская батарея из двух короткоствольных 76-миллиметровых пушек провалилась под лед. Бьющиеся в упряжках кони, обламывая копытами лед, кажется, так и не смогли выбраться из полыньи.