Плен - [3]

Иногда ночью шел снег, к утру заносивший окопы, и, вылезая, услышав команду "Подъем!", приходилось пробивать головой снежный занос.

Наверное, следует пояснить, что это такое "общая лежанка". Часа за три-четыре до отбоя (если позволяет время) размечают площадку и углубляют ее на штык лопаты. Размер площадки должен быть таким, чтобы в вырытом углублении разместились все, кому спать положено. Разжигают по всей площади большой костер. Дают ему прогореть а перед сном выкидывают несгоревшие угли и золу, утаптывают, накладывают лапник или солому и укладываются "вповалку" спать, тесно прижавшись друг к другу, завернувшись в шинели и накрывшись плащ-палатками.

В такой лежанке, если позволит фронтовая обстановка, до подъема сохраняется тепло даже в морозную погоду.

Итак,коней нечем было кормить, так как шли по местности почти безлюдной, в малообитаемых Полесских болотах. Наконец, остановились, как казалось, на продолжительное время: было приказано вырыть и основательно обустроить землянки, установить стационарную телефонную связь между штабами и эскадронами (на шестах). Пришло очередное пополнение, в основном, бывалые солдаты, выпущенные из госпиталей. Основательно чистили и опробовали оружие, меняли карабины и автоматы, нуждавшиеся в ремонте. Проводились полевые учения, стрельбы.

Во взводе связи, казалось, уже забыли, что я - радист. На передовой телефонная связь в то время была надежнее.Фронт был где-то рядом, судя по отчетливо доносившимся звукам орудийной стрельбы и пулеметных очередей. Немецкая авиация бездействовала (как всегда зимой ее активность резко уменьшалась), иногда высоко в воздухе проплывала неуязвимая «Рама» (двухфюзеляжный самолет-разведчик Фокке-Вульф). Обычно, ее появление было прелюдией к авиационным или артиллерийским налетам, но тогда она ограничивалась, очевидно, только фотографированием наших позиций.

Взамен сапог выдали валенки, что было очень кстати в связи с усиливавшимися холодами. Отощавших от бескормицы коней было приказано отправить куда-то в тыл с коноводами, остались только обозные лошади и упряжки полковых батарей.

Наконец, раздалась команда к сбору и построению в походном порядке, и полк в пешем строю двинулся куда-то по еле заметным тропам в заболоченном лесу.

3.

Было понятно, что направление нашего движения - куда-то в немецкие тылы: звуки канонады оставались где-то сзади. Продвигались с осторожностью: в середине колонны штабные тачанки, обоз с полковым имуществом, впереди двух спешенных эскадронов - передовое боевое охранение, сзади остальные два эскадрона, позади и с боков на расстоянии 50-100 м от колонны – также боевое охранение. Днем на привалах запрещено разжигать костры, дым от них демаскирует расположение полка. Движение то и дело прерывается: конные повозки застревают в болоте.   Настилаем гать - лопатками за неимением топоров рубим тонкий лес, жердями укладываем прямо по снегу настил поперек движения, сверху, чтобы не разъезжались жерди под колесами тачанок, на настил укладываются вдоль движения бревна потолще, скрепляемые вицами (плетями из молодых елочек).

    Сопровождавшая полк артиллерийская батарея 76-миллиметровых длинноствольных пушек отстала, безнадежно застряв в болоте. Остались только несколько полковых короткоствольных пушек на конной тяге, которые вытаскивали почти все время на руках. Ночью, останавливаясь на отдых, жгли костры, тщательно маскируя их тесно составленными вокруг срубленными елками. Усевшись вокруг костров, дремали, переругиваясь, когда костер прогорал, и наставала чья-то очередь идти за дровами. Собирать их в темноте по колено в снегу, проваливаясь в заполненные талой водой ямы, было дьявольски тяжело.

    С рассветом раздавалась команда «Строиться!», невыспавшиеся, усталые и голодные солдаты занимали свои места в строю, и движение продолжалось дальше по направлению, указываемому проводниками из партизан. Через некоторое время - привал, раздача каши, на ходу сваренной в походной полевой кухне, и - дальше, грызя по дороге окаменевшие от мороза ржаные сухари.

    Иногда вдруг натыкались на немецкий заслон - засаду. Подпустив строй поближе, из хорошо замаскированного ДЗОТ’а, сидящие в нем дозорные поливали нас плотным пулеметным огнем. Раздавалась команда, полк рассыпался, охватывая огневую точку с флангов. Валился вместе со всеми на снег и я, стрелял из карабина по отблескам вспышек выстрелов туда, откуда струились визжащие трассы пулеметных очередей. Внезапно все затихало, раздавались только крики и стоны раненых. Зашедшие засаде в тыл обнаруживали, что она уже пуста, немцы успевали невредимыми ретироваться, оставив после себя лишь гору стреляных гильз.

    Собирали раненых, хоронили убитых и продолжали движение дальше.

    К концу декабря наступила оттепель. Под ногами уже не снег, а лужи ледяной воды, перемешанной с болотной грязью. Валенки напитались водой, отяжелевшие ноги еле тащишь за собой. Физическое изнурение достигло предела. Понурые, сгорбившиеся солдаты тянутся друг за другом, с трудом таща свою походную амуницию. Лошади, запряженные в тачанки, обессилевшие от непосильной нагрузки и бескормицы, падают в лужи, их с трудом поднимают и, подпирая плечами повозки, движутся дальше. На кратковременных привалах у наспех разожженных костров не удается просушить валенки.