Племянник короля - [30]

избалованный женщинами, чувствующий себя хорошо только в казарме и в будуаре, в то время еще мечтающий о карьере австрийского генерала.

Как протекала эта родственная встреча, мы не знаем. Может быть, князь-гюдскарбий отчитывал младшего брата за его неумеренный образ жизни и шальной поступок, который тот совершил месяц назад на летних маневрах, переплыв на коне в полном обмундировании Эльбу. Может быть, князь Юзеф изнывал от скуки, слушая, как его добропорядочный кузен восторгается предприимчивостью прусских фабрикантов, изготовляющих мундиры, а обрезки кожи, не пригодные для набоек, переделывают на пуговицы. Но вообще-то эти мелочи для читателя не имеют особого значения.

Гораздо интереснее то, что поляки, находящиеся в это время в Праге и наблюдавшие двух королевских племянников, не имели никаких сомнений относительно того, кого из двух Понятовских история сохранит для потомков, а кому суждено забвение, И все они ошиблись. История иногда любит в последнюю минуту менять свои намерения.

Последний интересный эпизод путешествия связан с пребыванием княжеской миссии в Мюнхене, столице Баварии. Героем его был уже упомянутый секретарь литовской казны, ученый-филолог Матеуш Нелюбович-Тукальский. Этот почтенный ученый сопровождает князя Станислава при посещении мюнхенского музея, «каковой пребывает в большом беспорядке из-за обвинения хранителя оного в злоупотреблениях». Благодаря отлично знающему русскую литературу Нелюбовичу князь обнаруживает в перевернутом вверх дном музее золотую вазу, поднесенную в XVII веке городом Смоленском королю Зигмунту III. Дирекция музея сообщает об этом открытии баварскому курфюрсту, который после долгой внутренней борьбы решает презентовать драгоценную древность польскому королю. Жертва эта была для скуповатого баварца нелегкой, поскольку курьер с вазой догнал князя Станислава только в Вене.

Что касается пребывания в Вене, то внимания заслуживают лишь три пункта программы. До обеда князь находится на длительной аудиенции у императора Иосифа II. После обеда едет на «hetz», сиречь «травлю собаками диких зверей». («Красивее всего травили медведя. Двух добрых собак львица убила совсем зазря. Похоже, что нет резона брать больших львов собаками.) Вечер он проводит в ломе старого имперского канцлера князя Кауница.

Дорогу от Вены до польской границы княжеская миссия проделывает в ускоренном темпе. Время подгоняет. Через два месяца начнется сессия сейма в Гродно. Великого литовского подскарбия ждет дома множество важных дел.

«Журнал» обрывается вдруг на 25 августа 1784 года. Последняя репортерская заметка князя Станислава звучит довольно экзотично: «Выезжая из Брно, видел по дороге какого-то арапа с несколькими гусарами, якобы предводителя каких-то пиратов…»

Годы 1784-1783

Сразу же по возращении из Германии князь Станислав попадает в водоворот лихорадочных приготовлений к осенней сессии сейма. Впервые за годы правления Станислава-Августа сейм по настоянию литовской провинции должен заседать не в Варшаве, а в Гродно. Королю нужно согласие литовских магнатов на уплату его личных долгов из государственной казны, потому он хочет купить их исключительным великолепием всей сессии. Главная тяжесть этого дела с самого начала ложится на плечи князя-подскарбия.

По желанию монарха сезон должен начаться с большой охоты на зубров в Беловежской пуще, то есть на территории литовских экономии, находящихся под управлением князя. Расчетливый подскарбий начинает на собственной шкуре убеждаться, каково жилось с королем его предшественнику Тизенгаузу. «Эта королевская фантазия обошлась мне в 30 000 дукатов с лишним», – с раздражением вспоминает он в своих французских записках. Беловежская охота, устроенная для того, чтобы воскресить дух ягеллонских традиций, длилась почти десять дней. Помимо двора, польской и литовской знати, в ней принимал участие почти весь дипломатический корпус. Охота при Станиславе-Агзгусте отличалась от охоты при Ягелле тем, что в загоняемого мужиками зверя стреляли из… окон трехэтажного стрельбища. Кроме охоты на зубров, состоялась еще травля медведей собаками. Недаром князь Станислав советовался в Вене с немецким псарем. По мнению современников, беловежская охота прошла весьма удачно и закончилась счастливо, так как «всего одного мужика медведь прогрыз». Князю-подскарбию удовольствие от охоты несколько испортили финансовые обстоятельства. Зато его отец, беззаботный экс-подкоморий, развлекался отлично и, как обычно, восхищал всех изысканным нарядом и крашеной гривой своего скакуна… После охоты отец и сын преподнесли королю в подарок чудесно исполненный план Беловежской пущи.

Из Беловежи огромная кавалькада карет и всадников под эскортом эскадрона личной королевской гвардии медленно двинулась в Гродно. Путешествие было задумано как манифестация народной консолидации, и ей намеренно придавался символический характер братания Польши с Литвой. По дороге много раз останавливались у литовских магнатов. Дольше всего веселились в Несвеже, где произошло торжественное примирение короля с Радзивиллом. Виленский воевода принял презираемого им «литовского стольника» с истинно королевской пышностью, но из-за этого великолепного приема Понятовским пришлось выслушать от гостеприимного хозяина столько скрытых шпилек и дерзких выпадов, что, пожалуй, даже веселому экс-подкоморию было немного не по себе.