Племянник короля - [19]

По приказу Жевуского все городницкие фабрики были остановлены и несколько тысяч рабочих распущены по домам. Огромное предприятие Тизенгауза, создаваемое пятнадцать лет напряженным трудом и бесчисленными миллионами, было ликвидировано в несколько дней.

«Вот и запустение. Вот и нет у тебя Городницы, – писал под свежим впечатлением этой катастрофы Станислав Сташиц. – Вот и чванный чужеземец, собрав свои инструменты, с усмешкой покидает чужой край. Вот и тысячи мастеровых рук просят хлеба. В единый миг от одного конца страны до другого каждый гражданин сей жестокий миг восчувствовал».

Формальный «суд» над павшим фаворитом состоялся на сейме 1780 года. Против него была выдвинута целая лавина самых тяжких обвинений. Ничто не было забыто. Как обычно бывает в таких случаях, предали его даже самые близкие люди. Тизенгауз защищался долго, многословно и неубедительно. Закончил он предсказанием, что те, кто сменит его, будут еще хуже. И покинул зал заседаний сейма совсем сломленным человеком.

Знаменитый писатель Юзеф Игнаций Крашевский оставил нам потрясающие воспоминания о несчастном подскарбии, почерпнутые из семейных преданий: «Возвращаясь с этого сейма, Тизенгауз заехал переночевать в близкий ему дом моего прадеда по матери… и моя бабка, в то время она была совсем ребенком, никогда не могла забыть его скорбного, страдальческого лица, она рассказывала мне, что он весь вечер простоял как онемелый, опустив голову, и слова от него невозможно было добиться. Дети окружили его и разглядывали с соболезнованием – такое он на них произвел впечатление».

В одном Тизенгауз не ошибся: те, кто пришли после него, были еще хуже. Жевуский и его доверенный Уруский, хоть и не делали баснословных вложений в промышленность, зато вели в экономиях грабительскую политику, стремясь как можно больший доход положить в свои карманы. Из этих доходов в скором времени выросло огромное состояние графов Уруских, а Францишек Жевуский, покинув страну, поместил в одном из венских банков круглую сумму 500000 дукатов.

Это хозяйничанье длилось неполных два года. Потом управление экономиями у Жевуского отобрали, и король смог наконец подумать о преемнике «своей крови». Пришел час князя Станислава.

В своих воспоминаниях он старается показать, что самая доходная должность в стране досталась ему в результате совершенно случайного стечения обстоятельств. «Державный контракт на столовые имения в Литве я заключил случайно. В тот вечер я пришел к королю с годовым отчетом по трем полкам придворной кавалерии, которыми я командовал. Король был с кем-то занят. Ожидая его, я разговаривал с Цецишевским, министром королевских финансов, человеком очень рассудительным и благородным. Он сказал, что находится в большом затруднении после лишения Жевуского права на управление столовыми имениями, так как не знает, кому это поручить. Я сказал, что мог бы их взять на тех же условиях, что и Жевуский. Цецишевский сказал, что я оказал бы этим большую услугу королю. Назавтра к полудню все было готово и подписано. Я обязался платить на 20 000 дукатов больше, чем Жевуский».

Несмотря на увеличение суммы откупа, князь не проиграл. Держание литовских экономии, как повсюду утверждали впоследствии, принесло ему в год не менее 50 000 дукатов.

Князь Станислав переживал период величайшего везения. И трагедии страны, и трагедии отдельных людей – все шло ему в благо. Драма Анджея Замойского использована им была для расширения и укрепления торгового кредита. Драма Антония Тизенгауза в конечном итоге удвоила его доходы.

Личная жизнь, друзья, интересы

О личной жизни князя Станислава в эти годы известно немного. Некоторые скупые сведения об этом можно обнаружить в его воспоминаниях и в мемуарах Станислава-Августа. Кое-какие детали можно домыслить с помощью дедукции на основе упоминаний о нем в дневниках тех лет и в старых комплектах «Варшавской газеты» и «Варшавского путеводителя». Какие-то факты из его жизни удалось обнаружить в письмах педантичного швейцарского хрониста профессора Иоганна Бернулли, который в то время находился в Варшаве и несколько раз лично встречался с королевским племянником.

Как и другие польские магнаты, князь Станислав обычно проводил весну и лето в своих латифундиях или в заграничных путешествиях. Его вакационное время обычно бывало насыщено делами. На Украине он лично присматривал за порядком в своих владениях, следил за строительством новых фабрик и за планомерным переводом крестьян на оброк. За границей скупал у антикваров древности и этнографические редкости, не всегда ценные и подлинные. Излюбленная летняя резиденция князя – корсуньский замок – с небывалыми коллекциями китайских и татарских вещей, редких камней, гемм и камей, на взгляд современников, считалась одним из великолепнейших магнатских дворцов на Украине.

В Варшаву князь Станислав приезжал только осенью, когда уже собиралась сессия сейма, и оставался там до весны. К этому времени он был уже владельцем нескольких великолепных участков в разных концах столицы, но жил, по желанию Станислава-Августа, непременно в королевском замке. Очевидно, король хотел того, чтобы жители Варшавы постепенно привыкли считать князя Станислава фактическим наследником престола. Кроме того, прибегая к помощи любимого племянника во многих делах, он желал иметь его постоянно при себе. Только спустя несколько лет – с окончанием перестройки королевского дворца в Лазенках – князь Станислав «отделился с жильем» настолько, что выстроил себе летнюю резиденцию на традиционной «дороге Понятовских» – между садами отца на Княжьей улице и новой резиденцией дяди. Дом этот – сразу же возле доходных домов варшавского банкира Теппера – был записан в городских книгах как владение № 1755 по Пенкной улице и ничем особенным не отличался.