Племенные войны - [83]

Чем больше задумывался Тойво об Элоранта и его слушателях, тем больше у него возникало вопросов, ответов на которые не было. Единственный человек, с кем можно было посоветоваться, Отто Куусинен, был вне зоны доступа. Разве что через спиритический сеанс.

Через несколько дней Антикайнен встретился с Акку, довольным и бодрым, как обычно. В летних лагерях он чувствовал себя гораздо лучше, нежели в стылых казармах. Но вся его приподнятость настроения, вероятно, объяснялась другим. Он был, как водится, нищим, но нисколько не унывал по этому поводу.

— Зреют перемены! — сказал он Тойво. — Эх, и заживем!

— Колись! — ответил Антикайнен. — Может, и меня впишите?

Пааси огляделся по сторонам, будто в поисках длинных ушей, растущих из кустов, но кроме воробьев, скачущих в грязи, никого не увидел и оглядываться перестал.

— Пошли в баню, там переговорим, — изрек он зловещим шепотом и пошел в сторону сауны. Сегодня был как раз банный день, святой день для всех финнов-курсантов и повод для недоумения парней из средней полосы России: зачем мыться, если не пачкаешься?

На полках сидели курсанты, которых Тойво было как-то затруднительно опознать. Впрочем, все голые мужики, да еще и в клубах пара, становятся братьями-близнецами.

— Товарищи! — сказал им Акку. — С легким паром! Это со мной.

Он кивнул в сторону Тойво, крадущегося следом.

— Дай Господи тебе здоровья, — хором традиционно ответили парильщики. А один, самый красный, вероятно, от своей значимости, продолжал.

— Итак, основным нашим требованием будет «прозрачность» партийного бюджета, — сказал он и тряхнул головой так, что капли пота разлетелись по сторонам. — Будем настаивать на ревизии финансовой деятельности ЦК.

Ну, вот, теперь Антикайнену стало понятно, куда ветер дует. Ветер дует в сторону тех денег, что им удалось с его непосредственным участием отжать у финских банков. Денег было очень много, по крайней мере, хватило бы на то, чтобы курсанты-финны в Интернациональной школе командиров не спали на досках в казармах и не питались одной полугнилой капустой и брюквой. Конечно, не стоило идеализировать ситуацию, будто нашелся какой-то борец за справедливость, который будет отстаивать коллективные задачи в улучшении жизни. В первую очередь, он будет искать выгоду для себя, любимого. Войтто Элоранта оказался обделенный при дележке миллионов, потому что опоздал на два месяца. Теперь он попытается это дело исправить, подчиняя своей цели восторженно настроенных «единомышленников».

— Член ЦК коммунистической партии Финляндии товарищ Элоранта готов содействовать всеми силами, всеми своими возможностями, — сказал красный и поросился на выход. — Я слегка освежусь, жар какой-то жаркий.

Ну, а прочие голые товарищи начали обсуждать сложившуюся ситуацию:

— Господа-социалисты Сирола, Маннер, братья Рахья — вот кто противодействуют нам. Хапуги. Все им мало, — сказал один.

— А Юкка Рахья — вообще, наглый, высокомерный, настоящий садист — поднимет руку на ребенка и не вздрогнет, — добавил другой.

— Жрут в ресторанах, спят на перинах, — вздохнул третий.

У всех парильщиков немедленно заурчало в животах.

Что же, с горечью мог допустить Тойво, все прозвучавшие слова вполне справедливы. Зажрались в ЦК финской партии, оторвались от прочих товарищей, с кем когда-то кровь проливал в Гельсингфорсе. Но дело-то совсем не в этом. Дело-то все в том, что зреющая оппозиция, даже добившись финансовой «прозрачности» коммунистической верхушки, никогда не добьется улучшения своего материального положения. Она сможет, в лучшем случае, добиться улучшения положения Войтто Элоранты.

После бани Антикайнен пришел для себя к выводу: надо предпринимать какие-то шаги, чтобы лишить товарища Элоранту возможности влиять на ситуацию по своему усмотрению.

— Тойво! — вдруг окликнул его совсем незнакомый человек в штатском.

Вообще-то человек этот был совершеннейшим пацаном, высокий и какой-то нескладный, 19 лет от роду. И звали его, как выяснилось чуть позже, Тойво Вяхя. А еще чуть позже открылась и цель обращения этого парня именно к Антикайнену.

— Тебе привет от Отто Вилли Брандта, — сказал он.

Тойво непроизвольно вздрогнул, но тотчас же попытался разъяснить для себя смысл сказанных слов.

— Когда он передавал этот привет? Полгода назад? — спросил он.

— Нет, — ответил парень. — Еще недели не прошло.

Антикайнен внимательно посмотрел на своего тезку: провокация? Отто Вилли Брандт — это Отто Куусинен, которого убили в феврале этого года.

24. Револьверная оппозиция

Тойво Вяхя спокойно выдержал этот взгляд и достал из-за пазухи пакет.

— Это тебе. Здесь вся информация, — сказал он. — А я пошел. Дела у меня.

— Погоди, — остановил его Антикайнен. — Дальше-то — что?

— Я только передаю пакет, — пожал плечами парень. — У меня никаких полномочий. Прибыл из Швеции, далее остаюсь в России. Вот и все.

Он попрощался и ушел, оставив Тойво недоумевать: что это было? Что бы ни было — завещание, последняя воля — узнать легко: дернуть за веревочку, дверь и откроется.

В пакете было два письма, одно — от Лотты, что было весьма неожиданно, второе — от Куусинена, что было дважды весьма неожиданно.