Племенные войны - [53]

Евреи ломали, ломали голову — не сломали, не смогли расшифровать, латыши тоже только развели руками, русские вертели записку и так, и эдак — пусто. Позвали финнов. Все они, конечно, люди разных национальностей, были сотрудниками ЧК международного отдела.

Эйно Рахья узнал стиль сообщения Куусинена, поморщил лоб и сказал:

— На Россию готовится вторжение.

— Когда? — вскричали чекисты — евреи, латыши и русские.

— В самом конце апреля, — ответил тот. — В Советской Карелии.

— Тогда послать туда наших специально обученных людей!

Учеба в школе красных командиров еще более форсировалась. Курсанты валились поздними вечерами в кровати без всяких чувств, чтобы утром, чуть отдохнувши, вновь окунаться с головой в науку побеждать.

Товарищ Рахья не удержался и передал привет Тойво от Куусинена. Антикайнен сразу же ухватился за идею передать привет обратно. Эйно, в принципе, не возражал. Между делом он поведал о готовящейся акции со стороны буржуев и поинтересовался настроениями на этот счет.

— Ну, а какие могут быть настроения? — пожал плечами Тойво. — Надаем им по рогам, пусть не лезут.

Мыслями он уже переписывался с Отто, выражая тому просьбу связаться с Лоттой и передать ей важную информацию на пяти листах формата А4 убористым почерком. Голубки везут — чего мелочиться?

Рахья не возражал, поэтому почтовые голуби покряхтели, взлетая, но направились стройным клином в Финляндию. Тойво вздохнул с долей облегчения: связь с любимой девушкой наладилась.

Однако коварный политик Таннер решил слегка переиграть планы и внес в «Карельский комитет» предложение: приурочить акцию ко дню рождения главного русского вождя, по совместительству, самого главного руководителя Владимира Ленина. Доктор Винтер обрадовался: и как такое ему самому в голову-то не пришло?

К марту 1919 года было набрано уже свыше тысячи человек, объявленных добровольцами. Такое количество специально обученных людей-диверсантов финн фон Хертцен считал достаточным для успешной операции.

Он же выработал стратегию, которая не отличалась оригинальностью, но изрядно смахивала на авантюру. Быстрый захват Олонца, выдвижение и закрепление на Свири, собрать в Олонце национальное собрание — прочие собрания разобрать, поднять восстание карелов-ливвиков. Далее — совсем чепуха: провести референдум и присоединиться к Финляндии. И дело в шляпе.

Ливвиков можно потихоньку вырезать, или принудительно задействовать их на камнеобработках, расчистках некогда поднятых метелиляйненами угодий, ныне пришедших в полное запустение. Либо запихать в рудники, пусть за свое предательство отрабатывают. И Финляндии хорошо, и Советской России плохо. Сразу убиваются два зайца.

Вообще-то нашествие в Олонецкую губернию планировалось уже на 15 марта, чтобы до слякоти прокатиться на лыжах, но правящие круги Суоми, то есть дядька Свинхувуд, кавалер Маннергейм и политик Таннер все никак не могли получить от США и Великобритании обещанные по такому случаю бабки. Подлые империалисты кормили «завтраками» и клянчили: а можно сначала вы эту Карелию захватите, а мы потом вам деньги банковским переводом переведем?

«Можно», — за всех согласился Таннер. — «Но деньги вперед».

Все военные силы, которым предстояло победоносно войти в Олонец, назвали Олонецкой добровольческой армией, то есть, Aunuksen vapaaehtoinen armeija или сокращенно AVA. Цели и задачи у нее были на поверку крайне сомнительными. У неискушенного человека могло сложиться впечатление, что вся эта акция преследует нечто иное, нежели освобождение братского народа карелов-ливвиков.

Таким неискушенным человеком был, конечно же, товарищ Бокий. Кое-что он знал из агентурных, так сказать, сведений. Самый лучший агент — это тот, кто сам себя агентом не считает, но при этом очень душевно занимается сбором данных.

Когда-то на докатившимся до России модных спиритических сеансах, столь пропагандируемых отцом-основателем Шерлока Холмса Конан-Дойлем, замечательному художнику Николаю Рериху представился странный человек со змеиными глазами, назвавшийся Глебом.

Бокий, а именно он это и был, очень скептически отнесся к крутившемуся на столе блюдцу, к внутриутробным голосам медиумов и к прочей бесовщине. Рерих не мог с ним не согласиться, приняв точку зрения, что мир-то другой есть — его не может не быть — вот только искать его следует в другом месте, нежели за столом очередного шарлатана.

— Только где она — эта Шамбала? — спросил художник Глеба.

— Где — не знаю, — пожал плечами тот. — Знаю только путь, где можно ее найти.

Рерих подозревал, что искать Истину человечества можно только там, где это человечество возникло. Пусть многие ученые склоняются к поискам человекообразных обезьян в Африке, Китае или Австралии — это их дело. Пусть Дарвин это дело благословляет, но из обезьян могли получиться только обезьяны, пусть даже и обозначенные, как «человекообразные». Люди произошли только от людей.

Север — это колыбель человечества. Здесь и надо заниматься изысканиями. Карелия, Архангельск, Сейдозеро и Ловозеро — вот оно, счастье.

Бокий именно так и сказал, чем снискал уважение великого художника.

Рерих поселился на берегу Ладоги возле города Сортавалы, чтобы поправить свое здоровье. Имелось виду, конечно, психическое здоровье, потому что после свершения Революции массовое сумасшествие сделалось настолько очевидным, что не заразиться им можно было только устранившись.