Племенные войны - [48]

Неожиданно ему на имя пришла телефонограмма, принятая Лиисой в доме на Каменноостровском за пару дней до начала съезда.

«Немедля прибыть институт Мозга. Бехтерев».

«Пошел ты нахер, Бехтерев», — подумал Антикайнен.

13. Школа красных командиров

Тойво все больше склонялся в своих мыслях к тому, что допустил ошибку. Нельзя было задерживаться в Советской России, нельзя было вязнуть в Революции. Пес с ними с деньгами, если лежали в Кимасозере до сих пор — могли еще немного полежать. Он верил в честность родственников Пааво Нурми и не верил в стечение обстоятельств, которые могли лишить его добытых богатств.

Что теперь получалось? Преподаватель курсов молодого бойца, делегат съезда финской компартии, делегат всероссийского съезда трудящейся молодежи, да, вдобавок, курсант интернациональной школы командиров. Всегда на виду, всегда впереди.

В новой форменной шинели, доходившей ему до пят, в буденовском шлеме, Тойво отправился к тете Марте, единственному связующему звену, как он полагал, с любимой Лоттой.

Тетя Марта сначала, конечно, испугалась, но потом разглядела в форме знакомого человека и сказала:

— Ну, по крайней мере, не в чекистской кожанке.

— Да, блин, занесло меня куда попало, — сокрушенно махнул рукой Тойво.

Они попили чай с карельскими пирожками (еще их называют «калитками»), да посетовали за жизнь. Тетя Марта сказала, что они уедут из Питера, да и, вообще, из России. Финны, те, что дают разрешение на жизнь, плохо принимают репатриантов, поэтому они двинутся дальше, в Швецию. А многие, говорят, в Канаду подаются.

Тогда впервые Тойво услышал о финской эмиграции в Канаду. Поразительно: страна, чья национальная безопасность напрямую зависела от возвращения или приращения в нее деятельных, самодостаточных и уверенных в себе людей, предпочитает принимать лиц, не вполне нашедших себя, как профессионально, так и материально. Потенциальные налогоплательщики и защитники отечества, оказывается, опасны для тех теток с безразличными глазами, что засели в миграционной службе.

— Что за разрешение на жизнь? — удивился Тойво.

— Ну, это такое разрешение на пребывание: испытательный срок, ущемление в правах, регистрация в полиции, — объяснила тетя Марта.

— Как после тюрьмы?

Женщина в ответ только пожала плечами.

— Да не может этого быть! — возмутился Тойво.

Нет, конечно, он видел, какие люди, точнее — женщины, работают в разных отделах миграционной службы, но поведанное повергло его в шок. Как так — человек должен быть свободен в своем отношении к жизни, в выборе места в жизни, в улучшении, в конце концов, своей жизни! Пускай все это в рамках государственных законов, но нельзя же допускать, чтобы законы эти были настолько дурацкими!

— А ты думаешь, что финны из страны в Америку едут в поисках лучшей жизни? — вздохнула тетя Марта. — Им просто не дают жить в своей Финляндии.

— Кто не дает?

— Да все эти пиявки, присосавшиеся к Свинхувудам, Таннерам, Маннергеймам!

Тойво был ошеломлен: выходит, и его по возвращению ждет поражение в гражданских правах.

Конечно, можно бежать от войны, от голода и холода, но нельзя бежать с Родины. Единственное оправдание такого побега — это чувство обиды на свое государство. Обида проходит быстро, но порожденная ею ненависть к тем чертовым порядкам, установленным сверху, или сбоку, или еще, черт знает, откуда не дает возможности принимать эти порядки. Потому что они — бесчеловечные.

Вот, в этом, оказывается, и вся суть. Самозванец! Только уничтожив народы, хоть как-то еще на уровне подсознания сопричастных к истинной истории творений Господа, можно создавать новую Историю: монголо-татарское иго, крещение, обряды и тому подобное. Кто, как не сами человеки с этим справятся лучше всего?

И финны с карелами и прочими вепсами потекли на другой континент. Дошло до того, что в 1922 году США ограничили иммиграцию из Финляндии, тем самым перенаправив поток на Канаду. Разницы для новоприбывших, в общем-то, не было. Через восемь лет большая часть их снова двинется в обратный путь, правда, не в лицемерную финскую республику, а в окрепшую Россию. Приедут, будут работать, а потом в тридцать шестом, их расстреляют.

Как к такому положению вещей отнеслись финские власти — неведомо. Вероятно, никак. Никто не озаботился потерей ста тысяч уверенных в своих силах финнов, ливвиков, людиков, вепсов и инкери. Только однажды Густав Маннергейм почешет в затылке: если мы такими темпами продолжим «Зимнюю войну» с Россией, то скоро нации будет нанесен вред невозвратной потери населения. Чего же он раньше не чесался?

Да не привыкли они, люди высокого положения и полета, чесаться. Потому что есть за них, кому чесаться.

Без малого через сто лет тетки в миграционной службе продолжают вбрасывать в страну десятки тысяч неспособных ассимилироваться арабов и прочих индусов и стоят насмерть против въезда, даже подтвержденного недвижимостью, работой и достатком выше среднего, соседа — такого же северянина, только карела по национальности. Женщины, получившие власть над людскими судьбами, почему же вы такие суки?

Тойво ушел от тети Марты совершенно подавленным. Вроде бы считал, что готов к любым превратностям системы, но, бляха муха, как же оказалось тоскливо с ними мириться!