Племенные войны - [35]

— Наверно, он, — ответил Тынис, потом присмотрелся и добавил. — Ой!

Тойво поочередно заглянул в зеркала и увидел в самом четвертом из них отражение. Ему очень не хотелось, чтобы оно, это отражение, имело отношение к нему самому. Смутно, но вполне угадываемо, виднелись два дряблых века, прикрывающие глаза. Причем, глазные яблоки под сморщенной кожей ходили взад-вперед, как у человека в фазе быстрого сна.

— Ой, — сказал Тойво.

Товарищ Лацис нервно облизал губы и приладил приклад маузера к плечу.

Гроза тем временем откатывалась на восток. Дождь продолжал шпарить, но кульминация шторма уже прошла.

— Душно мне! — сиплым басом, вдруг, произнесла Матрена, не переставая крутить свою шайтан-машину.

— Кто это? — спросил Тойво.

— Кто это? — спросил Тынис.

— Так-растак! — добавил Лацис. — Мать-перемать!

— Я хочу ви-деть! — пророкотала женщина. — Я должен ви-деть!

Похоже, что эксперимент постепенно выходил из-под контроля младшего научного сотрудника института Мозга. Он пока еще не вполне осознавал это, но сомнения уже начали рождать страх, а страх — бессилие.

Тойво не мог не отметить, что бедная женщина, вообще-то, не претерпела каких-то изменений: ни щупальца Самозванца ее не коснулись, ни свои щупальца не отросли и прочее. Все оставалось по-прежнему, вот только воля ее, вероятно, оказалась подавлена или вовсе раздавлена чьим-то влиянием извне, да таким сильным, что тело загадочным образом под это влияние подстраивалось.

Пока мутировал только голос, но не ровен час, что-то еще отвалится, а что-то, наоборот, появится. Участие в сомнительном сеансе Тыниса могло оказаться для Матрены роковым.

Что бы мог сделать в таком случае Элиас Леннрот?

  «Никогда, сыны земные, никогда в течение жизни,

   Не обидьте невиновных, зла не делайте невинным,

   Чтоб не видеть вам возмездия в сумрачных жилищах Туони!

   Там одним виновным место, там одним порочным ложе:

   Под горячими камнями, под пылающим утесом.

   И под сотканным покровом из червей и змей подземных».

Строки 16 Руны, пришедшие ему в голову, никак не помогали, а больше ничего не вспоминалось, хоть убей! Кого убить? Несчастную женщину, сделавшуюся голосом из зазеркалья? Тыниса? Полная чепуха.

— Я не дам тебе власти, Вий, — сказал Тойво, внезапно осознав, чьи веки отразились в зеркале. — Не здесь и не сейчас. Ты не увидишь ничего.

Матрена неловко дернулась, как кукла, и проговорила скрипучим голосом:

— Медведь! А чеха твоего убили!

Лацис в изумлении посмотрел на женщину («лацис» — медведь, по-латышски).

— Кто? — только и спросил он.

— А догадайся! — хмыкнула Матрена и очень неприятно рассмеялась.

— Медведев! — прокричал в дверь чекист.

За дверью послышались шаги, и через мгновение она приоткрылась со словами «слушаю, товарищ Лацис». В образовавшийся проем всунулась голова одного из давешних пьяных чекистов. Вероятно, все же, это он проговорил, а не дверь. На кривую лохматую Матрену, крутящую ручку какой-то штуковины, без признаков жизни Антикайнена на стуле и самого Лациса в положении «к стрельбе готов», он посмотрел так, будто такие виды для их ЧК — самая заурядность.

— Сбегай-ка в больничку, да проведай там Имре, — сказал ему начальник.

— Прямо сейчас? — уточнил Медведев.

— Так точно! — рявкнул Лацис.

«Бляха-муха, вот непруха», — подумал чекист. — «Дождь нальется прямо в ухо!» Но вслух ничего говорить не стал, взялся с места в карьер и помчался сквозь слабеющий ливень к Екатерининской гимназии. Дисциплина превыше всего! А еще всего превыше — маузер в руке товарища Лациса и его необузданный нрав.

Несколько томительных минут тянулось молчание: Тынис увлеченно писал что-то в свою тетрадь под кожаной обложкой, начальник ЧК стрелял глазами, Матрена иногда резко меняла свою позу из кривой в очень кривую, не переставая при этом крутить ручку. Тойво — тот, что не на стуле — хотел вернуться в свое тело, но у него никак не получалось.

— Откройте мне веки, — вдруг сказала женщина унылым стариковским голосом.

Веки, конечно, откроют — мало ли у него поблизости всяких подручных шастает! Но вот тогда всем может прийти конец. Живыми и здоровыми, на кого падал взгляд Вия, еще никому не удавалось остаться (это точно, Гоголь Николай Васильевич подтвердит). Что же случится с самим Тойво — нельзя было даже догадываться.

На счастье дверь снова приоткрылась и проговорила:

— Имре помер. Сверзился с подоконника и дух из него вон.

Это опять, стремительный, как коростель, Медведев вернулся, весь промокший до нитки.

— Как так? — удивился Лацис.

— А вот так! — взвыла Матрена и захохотала басом.

На Медведеве сразу высохла вся одежда. Только штаны снова промокли, поэтому он скорейшим образом ретировался.

— Его твой парнишка убил, тот, чье тело сидит на стуле, — доверительно пророкотала женщина. — Так откроет мне кто-нибудь веки-то?

— Сука, — сказал Лацис. — Уберите этого монстра! Профессор, твою мать!

Тынис почесал химическим карандашом за ухом и вздохнул. Конечно, надо было что-то делать, конечно, надо было заканчивать эксперимент. Но как? И как быть с Тойво?

Сегодняшнее событие, безусловно, было успехом. Душа есть, она даже отделяется от тела, но вот управлять ею и контактировать — не получается. Отталкиваясь от полученных материалов, можно продолжить исследования, учитывая сублимацию всех фактов: гроза, ливень, женщина, не потраченная научными школами, парень, с толикой древней крови, собакой Лацисом можно пренебречь, как не имеющим значение.