Плексус - [207]

– Я тебе говорил, что он стал доминиканцем.

– А я говорю, глупость он сделал.

Хозяин, думая утихомирить их, собрался поставить им выпивку за счет заведения, но тут появился не кто иной, как слепец, играющий на арфе. Он пел дрожащим фальцетом и безбожно фальшивил. На носу у него были темно-синие очки, на правом локте висела белая палка.

– Спой-ка нам что-нибудь позабористей! – крикнул один из диспутантов.

– И без всяких там фокусов! – поддержал второй.

Слепец снял очки, повесил арфу и палку на вешалку и на удивление бойко прошаркал к стойке.

– Плесните пивка, только чтоб глотку промочить, – заскулил он.

– И малость бренди, – сказал второй.

– Капни ему ирландского виски, – сжалился первый.

– За тех, кто из Дублина и графства Керри! – провозгласил слепой, поднимая оба стакана. – Долой оранжистов! – С сияющим видом он оглянулся на угощавших и отпил по глотку из каждого стакана.

– И когда только тебе стыдно станет дурачить публику? – спросил первый.

– У него денег куры не клюют, – сказал другой.

– Вот какое дело, – сказал слепой, утерев губы рукавом, – как моя мать-старушка померла, я дал ей слово больше никогда не работать. Я придерживался договора, и она тоже. И каждый раз, как начинаю играть, она тихо так зовет: «Патрик, это ты? Хорошо, мой мальчик, хорошо». И не успею я спросить ее, как ей там, на небесах, она опять пропадает. Честная игра, вот как я это называю. Она уж тридцать лет как на том свете и держит слово.

– Ты рехнулся, приятель. Что за договор?

– Долго рассказывать, а в глотке пересохло…

– Еще бренди и виски подлецу!

– Хорошие вы ребята. Настоящие джентльмены! – Он снова поднял оба стакана. – За Пресвятую Деву и ее блудных сыновей!

– Нет, ты слыхал? Разрази меня гром, если это не богохульство!

– Никакое не богохульство. Чур меня, чур меня!

– У Пресвятой Девы был только один сын, и, как говорит святой Патрик, он не был блудным! Князь бедняков, вот кто он был. Могу в этом поклясться!

– Тут тебе не суд. Можешь не клясться! Продолжай, приятель, рассказывай, о чем вы там договорились!

Слепой задумчиво подергал себя за нос. Потом снова посмотрел на двух приятелей, масляно сияя. Словно блин на сковородке.

– Вот какое дело… – начал он.

– Давай без предисловий! Говори о мамаше!

– Это долгая, долгая история. А у меня, с вашего позволения, опять в глотке горит.

– Давай, приятель, рассказывай, не то мы тебя вздуем!

Слепой откашлялся, потер глаза.

– Дело вот какое… Моя мать-старушка была провидица. Могла видеть через дверь, все наскрозь видела. Один раз, когда мой папа опоздал к ужину…

– К черту папу, поганый мошенник!

– Конечно я мошенник! – визгливо закричал слепой. – У меня много слабостей.

– И одна из них – глотка, в которой вечно пересыхает.

– А еще денежки. Набил, небось, карманы, шельма, а?

Внезапно слепой побелел, и на его лице изобразился ужас.

– Нет-нет! – завопил он. – Не трогайте мои карманы. Вы же не сделаете этого? Нет, не сделаете…

Приятели оглушительно захохотали. Прижав слепому руки к бокам, они обшарили его карманы – брючные, пиджачные, жилетные. Ссыпав деньги на стойку, они сложили в кучки бумажки и монеты по достоинству, отодвинув в сторону фальшивые. Видно было, что они проделывают эту операцию не в первый раз.

– Еще бренди! – крикнул первый.

– Еще ирландского виски, лучшего! – крикнул второй.

Они выудили из кучки несколько монет и положили бармену на блюдце, потом широким жестом добавили еще несколько.

– Как, все еще умираешь от жажды? – заботливо поинтересовались они.

– Ты чего хочешь выпить? – спросил первый второго.

– А ты? – спросил второй первого.

– У меня чем дальше, тем больше в глотке горит.

– И у меня.

– Ты что-нибудь слышал про уговор, который был у Патрика и его старушки-матери?

– Это долгая история, – ответил второй, – но я готов дослушать ее до конца. Может, ты мне расскажешь, а я пока осушу кубок за твое здоровье и чтоб у тебя стоял?

– Могу рассказывать хоть до Судного дня, как нечего делать, – ответил первый, поднимая стакан. – Потрясная история. Но сперва дай промочу глотку.

– Эта троица – первостатейные негодяи, – сказал бармен, наполняя мой стакан. – Не поверишь, но один из них был когда-то священником. Самый большой жулик в округе. И не выставишь их – они здесь хозяева. Понимаешь, что я хочу сказать?

Он занялся пустыми стаканами: споласкивал, вытирал, полировал. Потом закурил сигарету и снова придвинулся ко мне.

– Просто беда, – сказал он доверительно. – А ведь могут говорить нормально, когда захотят. Они ребята с головой. Только любят придуряться. Не пойму, чего им вздумалось разыгрывать этот свой театр у меня. – Он сплюнул в стоявшую рядом плевательницу. – Ирландия! Да они в глаза ее не видали, ни тот ни другой. Родились и выросли в соседнем квартале. Любят прикинуться… Ты б небось никогда не подумал, а ведь слепой когда-то был знатным боксером. Пока его Терри Макговерн не уделал. Зрение у него как у орла, у этой пташки. Заходит сюда каждый день подсчитать выручку. Жутко злится, когда ему кидают фальшивые монеты. Знаешь, что он с ними делает? Подает настоящим слепым. Ну не молодец, а?

Он на секунду оставил меня, чтобы утихомирить троицу. Шампанское начинало действовать.