Плечом к плечу - [6]
Шрифт
Интервал
Лес, твой запах смолистый тот лишь сладко вдыхает.
Кто здоровье и силу от тебя получает.
Тем, кто голодом загнан под косматые ели,
Ты несешь дрему смерти на зеленой постели.
Панам сладостью веешь, а крестьянам — смолою,
Даже стадо уходит от тебя стороною.
Где-то в городе дальнем в душных комнатах дети,
Всё тоскуют по лесу и, запутавшись в числах,
Как в огромных деревьях, вспоминают о лете.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
На грани городских дорог,
Где кирпичом овраг завален,
Где камни, щебень и песок,
Средь нищих хижин и развалин,
Похожая на грязный лоб,
Громадой серой и тяжелой
Средь рыжих каменистых троп
Бесплатная чернеет школа.
Угрюмый, неуютный дом,
Грозящий равнодушным тучам.
Там ходит время под окном
Подстать служителям скрипучим.
Массив цемента и стекла,
На небо тень твоя легла!
Здесь, крепко стиснуты камнями,
Высоко окна поднялись,
Здесь клеток лестничных узлами
Все этажи переплелись.
Сажени комнат, коридоры,
И возвышенья мрачных кафедр,
И парт изрезанные хоры,
И карцер, словно черный кратер.
Здесь ниши грозные нависли,
Здесь время, словно часовой,
И все возвышенные мысли
Здесь измеряют пустотой.
В окно уже влезал рассвет,
Как вор, вооружившись ломом,
И солнца светлый первоцвет,
Скользя на стены и паркет,
Один распоряжался домом.
Оцепенелых парт хребты
Одело первое сверканье.
Еще мышиное шуршанье
Не смолкло в комнатах пустых, —
А солнце уж неслось по зданью.
Седые пятна нарастают,
Мешаясь с темнотой чернил,
Шкафы багровые пылают,
Со стен сползает желтый ил.
И даже классная доска
В следах каракуль неумелых
Стоит светла и высока,
Вся в бликах розовых и белых.
И в этот мир стекла и лома
Ворвался шелест, смех и звон…
Откуда этот свист и гомон?
И этот смех — откуда он?
Быть может, хор гостей пернатых
Под своды мертвые проник?
Иль полный бабочек мохнатых
В окно ворвался материк?
Нет, то не птицы и не пчелы,
Не сад, не джунгли — со двора
Ворвалась в помещенье школы
Оборванная детвора.
На них заплаты и лохмотья
Дырявых кофт, отцовских брюк,
Их кудри в яркой позолоте,
И парты вздрогнули вокруг
Под дробь неугомонных рук.
Несется к сводам шум и гомон,
Все шире голых пяток круг,
И окна дребезжат по дому,
Дрожат от криков их —
но вдруг…
Нет, то не трудовой медяк,
Что заработан тяжким потом,
В стеклянный стукнулся колпак, —
Звонок врывается с налета!
Как мастера в дыму тяжелом
Пропахшая махоркой тень,
Дымит и оживает школа,
Учебный начиная день.
Но что же ты, мрачная школа, за школа,
Когда не родишь ты в нас мыслей веселых?
Как трудно привыкнуть нам к партам дощатым,
Что так неприветливы к детским заплатам.
И кто тебя выстроил, тесная школа,
Не наши ли слезы, да холод и голод?
Хоть места ногам да рукам здесь хватает,
Но наших голов этот дом не вмещает.
Сквозь стекла затылки жара обжигает,
И пыль покрывает тетради и руки,
И вот из твоих коридоров вползает
Бесформенный образ томительной скуки.
На партах раскрытые вянут тетрадки,
И солнце чернильные капельки сушит,
Директорский череп сияет, как груша,
Директорский тенор поет нам так сладко,
ЧтО есть орлы и чтО — полет,
Грудь, перья, ленты, флаги флотов
И как венками роз народ
Венчает славных патриотов.
Что уголь — наш, и что в казну
К нам льется нив широких жито…
Он вспомнил перьев белизну,
И только о когтях молчит он[9].
Как тягостно время урока плетется,
И каждое слово — как камень в колодце.
Ты, кафедра, зря к нам стремишь песнопенья.
Мы помним все песни и все оскорбленья!
Ты, череп скрипучий и лысый, как небо,
Зачем мечешь громы так важно и буйно?
Орлы твои скупы — нам не дали хлеба.
Уйми свои громы! Одень нас, обуй нас!
А солнечный зайчик играет так чинно…
На партах следы от ножей перочинных
Все глубже… Давай в подкидного под партой
Сегодня на спички сыграем мы в карты!
О, если бы блеск этой солнечной грани
В стеклянный колпак поместили на диво!
На кафедре, словно в далеком тумане,
Наш лысый директор вещает фальшиво!
Про славный гимн злаченых труб,
Про шлем, согласье, бесконечность,
Про символ и цветистый сруб,
Границы, башни, даже вечность…
Полол садовник сорняки,
Чтоб лавр сплетался с розмарином…
Он вспомнил роз живых венки,
Не вспомнив лилий из резины[10].
Льнут зеленые пятна к истертым картам.
Льнут усталые очи к дверям и партам.
За окном бревен воз едет еле-еле,
У окна мальчуган лен волос свивает,
И зовется тот мальчик Андрей СкобЕлек,
Он за возом следит, головой качая.
Он к соседу прильнул и шепнул соседу —
Что шепнул — не узнать, но пошла потеха!
Тишина сметена, не осталось следу,
И вокруг грянул вдруг дружный грохот смеха.
Что за смех? Что шепнул озорной ребенок?
Не узнать, пусть кричит наш директор строго!
В голове Скобелька родился бесенок
И пошел ходуном под ребячий гогот.
Заплясала линейка по плечам в тревоге,
Но, директор, увы, ваше дело плохо!
Стекла, стены и дверь, окна и пороги
Охватил как пожар безудержный хохот.
Сотрясались дрожа потолки и своды,
Хохотали углы, кафедра смеялась,
Хохотали до слез в печке дымоходы,
И директора трость на куски сломалась.
И когда шум утих, тишина воспряла,
Тут поближе Андрей сел к Богдану Гржиху,
И, от смеха давясь, другу прошептал он:
«Ну, однако, Богдан… получилось лихо!»
Андрей и Богдан! Два друга, два брата.
Общие мысли, общие движенья.
Быть может, они даже связаны клятвой,
Недаром у них одни побужденья.