Плечо с плечом - [2]

Шрифт
Интервал

«Влачат усталые волы…»

Влачат усталые волы
Возы, нагруженные сеном.
Лениво, медленно… Белы
От пыли люди, звери, стены
Столетней фермы, широко
Распахнутые сеновалы…
Хозяйка смуглою рукой
Готовит ужин запоздалый
И в кухне дым, и в кухне чад, —
То супом пахнет, то свининой
С картошкой жареной… Щенят
Повизгиванье за куртиной
Затоптанной, ненужной здесь,
Где мальвы лишь цветут упрямо,
Наперекор всему, — Бог весть
Зачем, — в красе своей багряной.

Стихи о курятнике («Тепло в курятнике. Помет…»

Тепло в курятнике. Помет.
В соломе стебельки бурьяна.
А в лужах перед дверью — лед
И листья ломкие каштана.
Петух горланит, подскочив
На ящик боком, неуклюже.
И ветра шалого порыв
Его надменный хвост утюжит.
В бадье продрогшая вода
И леденит, и обжигает.
Заря, сквозь сосны, как всегда,
Пурпурный веер раскрывает.
И бодро так, и хорошо.
Простая радость неделима,
Соединяя, словно шов,
Два мира: внутренний и зримый.

Деревенский праздник

На рубахе свежая заплатка.
Но сосед и выбрит, и умыт.
Из подмышки же крольчиха-матка
Деревенским праздничным подарком —
Длинноухим чучелом торчит.
Стол накрыт в саду. Стеснились скамьи.
Стулья креслу уступают путь.
Бабушку замшелую, как камни
Гор окрестных, под руки ведут.
С дерева ей рожи корчат внуки,
Торопясь обновки разорвать.
Безответные, родные руки
Не уронит больше праздно мать.
Все скорей ее несутся годы.
Не щадя мелькнувшей красоты.
В дочерях, как в зеркале, природа
Повторит отдельные черты.
В монотонном, сером дней потоке
Праздники — привалы на пути.
Весело накрыть ей стол широкий,
Каждого с улыбкой обойти.
Вспоминать рождения, крестины,
Загадать о свадьбе чьей-нибудь…
За пределы этих гор, долины
Ни любви, ни смерти не шагнуть.

«Золотая полоска зари…»

Золотая полоска зари,
Поясок ослепительно-узкий.
Папиросу с утра закурить
Остро хочется крышам французским.
Но не топят каминов… Война.
Запустенье сиротское тыла.
Отступили назад времена,
Переправу в грядущее смыло.
И голодный сегодняшний день
По промерзшей шагает квартире.
За картофелем вглубь деревень,
— За печеным, горячим, в мундире —
Собираешься, как на пикник,
На хромающем велосипеде.
Это я или только двойник
Все глухими проселками едет.
По дороге есть роща одна:
Там деревья столпилися кругом
И не знают, что в мире война…
И мне каждое кажется другом.

«Два-три неснившихся мне сна…»

Два-три неснившихся мне сна
И струн, нетронутых на лире,
Порою жаль… Душа больна
Тоской о невозникшем мире.
Расклеванные семена,
Могли б и вы взрасти на воле!
Душа — бездетная жена —
Иную приняла бы долю.
Пусть без страданий и без слез
Нам ни один немыслим опыт, —
Не так бы солнце грело, рос
Прибоя иначе бы ропот.
И совершенней, и полней
Земля б и небо отразились
Там, в тайниках души твоей,
Сплетеньем вымысла и были.

ЯМБЫ

I. «Былое — вырубленный сад…»

Былое — вырубленный сад,
Где пни, обрубки и могилы.
И все мучительней разлад
Меж тем, что есть и тем, что было.
И уцелевших не узнать,
И встречи, словно расставанья…
Возьмешь знакомую тетрадь —
Чьи тут пометки, восклицанья?
Каких пришельцев карандаш
По милой проходил странице?
Вот этот завиток — «не наш»,
Вовек с ним сердцу не сродниться!
Когда же все-таки найдешь
Черту нетронутую, слово —
С какой к ним жаждой припадешь —
Вернуться к прежнему готова.

II. «Ну что ж, и это… Пережить…»

Ну что ж, и это… Пережить
Пришлось и так уже не мало.
Еще одна порвется нить,
Что связывала и держала.
И не промолвишь: «Все равно»,
Ты про себя… Лишь пред другими
Захлопнешь наглухо окно.
И навзничь… едкими, скупыми…

III. «Все больше тем запретных между нами…»

Все больше тем запретных между нами.
Все чаще мы молчим.
Услужливая память жжет, как пламя,
Томит былым.
Что от надежд тебе еще осталось, —
Спросить нельзя.
Мне плечи сгорбила мучительная жалость,
Перстом грозя —
Не трогать брешь, как в комнату больного,
На цыпочках входить.
Чтобы сберечь до времени иного
Живую с детства нить.

«Здесь жизнь прошла и продремала…»

Здесь жизнь прошла и продремала,
Как на лежанке старый дед.
Весна… Зима… Опять сначала…
Забор все тот же и сосед.
Ленивых петухов тревога,
Собак беззубых мирный лай.
Селенье тесное. Дорога.
О ней не думай, не желай!
Она не любит запоздалых, —
Случайный странник ей не мил.
Меж душ и дел глухих и малых
Ты слишком долго прогостил.

«О, город юности моей…»

О, город юности моей,
И вы, друзья далеких дней —
Сновидцы, чудаки, поэты!
И ты, славянская земля,
Где пела и томилась я,
Мечтой несбыточной согрета!
Рассеялись, давно ушли
Друзья… В тумане и пыли
Былое навсегда сокрылось.
Всем нам был разный жребий дан.
Войны смертельный ураган
Промчался… Жизнь остановилась
Для слишком многих…

«В рассветном пеньи петухов…»

В рассветном пеньи петухов,
В часы предутренней тревоги,
Мне чудится умерших зов
С их, нам неведомой, дороги.
О, голос побывавших «там»,
С его томящей сердце нотой,
Что хочешь ты поведать нам,
Сквозь сумрак утра и дремоту?
Как встарь, они на нас глядят
Глазами прежними, родными.
Нерасторжим и вечно свят
Союз исчезнувших с живыми.

«Лоскуток позабытого платья…»

Лоскуток позабытого платья,
Сколько будишь ты образов, дум!
Вот — былое раскрыло объятья, —
Слышишь крыльев исчезнувших шум?
Всех, кого ты когда-то любила,
Потеряла в назначенный срок,
Возвращает негаданно милый,
Полинявший давно лоскуток.

«У беспомощных и беспечных…»


Еще от автора Екатерина Леонидовна Таубер
Одиночество

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне.


Верность

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне.


Нездешний дом

Екатерина Таубер (1903–1987) — поэт, прозаик, критик «первой волны» русской эмиграции. Издала пять поэтических сборников. Ее стихи вошли в наиболее известные поэтические антологии русского зарубежья: «Якорь» (1936), «На Западе» (1953) и др., а также публиковались во многих журналах: «Современные записки», «Русские записки», «Возрождение», «Грани», «Новый журнал». До войны входила в литературную группу «Перекресток», близкую к В. Ходасевичу. После Второй мировой войны 16 лет преподавала русский язык в лицее Карно в Канне.