Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 - [48]

Сентиментальный вечер

Роман в стихах

Часть первая

Я ждал тебя… А ныне потянуло цыганские романсы слушать. Ветер гуляет по двору, и дождик сыплет, и до кофейни даже не дотянет желаний тень – он так отягощен искусственными жёсткими цветами и дымом ароматным табака – надежд обманных долгим серпантином… И я вхожу в родную скорлупу, как в бочку киника… и я по горло сыт вашим уваженьем! Это вы, вы были добротою до небес, вы были доброй, глубже синевы морской, вы были дважды, трижды доброй, четырежды – и столько раз ещё вы были доброй, доброй бесконечно… (Жаль, не знавали вы, что значило оно – казалось бы, простое ожиданье…)

Часть вторая

Да будет так… Послушаю романсы… Пусть дождь отныне вместо вас стучит, по жестяной трубе стекая с крыши… И горьким остаётся, словно яд, пусть сумерек коралловых напиток – их чаша разбивается со звоном в просторе назревающем очей… Я вечеру безмерно благодарен за то, что он так часто одинок, за то, пожалуй, что во мне рыдает всё время наше – музыка Вивальди… за тени одиноких благодарен, за розовые звуки предвечерья… Сказать по правде, третьего мне жаль… Как хорошо-друг друга мы незнаем!..

Вариации на тему Марка Шагала

И не было – и было. Был Шагал. Был он художником – что оставалось делать? Америка давно была открыта… Он рисовал и приговаривал, рисуя:

«– О время, ты – река без берегов…» Так повелось – летели над рекою тяжёлые настенные часы, а на часах верхом сидела рыба, расправив белоснежные крыла (на голубя почтового похожа).

Была видна в неведомых просторах калеки утомлённая рука, – в руке сияла скрипка золотая (позвольте, – неужели Страдивари?!) – и уходило время, как вода.

И рыба-голубь плавно улетала, и голубь-рыба быстро уплывала, звенела скрипка-и река текла…

Тот берег витебский домишки усыпали,

дымком курились впалые просёлки,

а на низинном этом берегу,

в траве безумной, казни ожидавшей,

в игре любовной молодой косарь,

плечистый, неуклюжий, мускулистый,

Надюшу тискал – розовую куклу…

О время, ты – река без берегов.

Кофейная наигрывает скрипка – умершего совсем недавно солнца летает лёгкий луч – смычок волшебный:

о время ты – река без берегов. И в глубине почиющего неба торжественно и горестно плывут глухонемыми странницами рыбы, сложившие усталые крыла…

О время, ты – река без берегов

(поистине велик и грозен Хронос) –

ты ничего нам, грешным, не простишь.

Билет в цирк

Тогда в руках, тяжёлых и больших,

со вздувшимися жилами работы,

лежала пустота – глухая ночь –

(огромные крыла летучей мыши),

как ожиданье перевоплощенья…

И Мельпомена, что всегда желанна,

(рассыпавшихся локонов печаль)

подтягивала спущенный чулок.

Есть одиночество – оно потусторонне –

в нём кров себе находят ожиданья,

дыханье трав его прозрачно-голубых

поистине светло и бесконечно

поддеревом шумящим чудотворным

в серебряной полуночной тени.

Смотри – венок тяжёл из чистотела, –

его несли из призрачных чертогов

ночей безлунных – а теперь скатили

по лестнице гранитной, словно круг…

А клоун нёс в алеющем кругу

повтора цепь – неудержимый смех,

и инвентарь – пестреющая маска –

блестела, точно красный мухомор,

что вырос на опушке после ливней.

Элегия

Ниоткуда – голос,

ниоткуда – крик…

В сердце. В самое сердце. В сердце. Всё резче – в сердце.

В недра. Всё глубже – в недра. В недра. Всё дальше – в недра.

Ах, с высоты – не видно; радуйся, Боже небесный…

На скошенных крыльях крови немое пятнотемнеет, как будто окно слепое сквозь занавесь мглы туманной, и мечется точек частых растянутая минута – в конвульсиях по округе распластанный век дождя…

В сердце. В самое сердце. В сердце. Всё резче – в сердце.

В недра. Всё глубже – в недра. В недра. Всё дальше – в недра. Каплет…

Всё чаще каплет… Каплет… Всё гуще каплет; глыбу хотя б пожалейте…

О том-то и рассуждал я:

реки быстрина светлела…

О ком-то переживал я…

Да что у него болело?

* * *

Один я останусь. Пусть годы летят…

Останусь порой предвечернею

пред временем долгим, – а боги простят

твоё от меня отречение.

Полны мои очи, причин не тая,

потери боязнью ненастною,

чтоб в женщинах бледность возникла твоя,

соседствуя с розою красною.

Потеряна ты – это вовсе не сон,

и память твоя – невесёлая:

глазам остаётся в наследство перрон,

а сердцу – колёса тяжёлые.

И не в чем тебя, дорогая, винить –

вине моей нету прощения.

Поверь, что хочу я теперь сохранить

лишьтени желаний священные.

Пойму и другую в неверном раю –

и вспомнится имя бесценное:

в тебе я величье своё сознаю,

пою о тебе, несравненная.

Другую ли встречу – отнюдь не шути,

что звёзды в садах недосчитаны, –

греховное яблоко там не найти,

собаки на верность испытаны.

Гордыню уйми! Не отказывай вновь!

Минутная встреча не кончится:

одна у нас вера, единая кровь –

она именуется Творчество.

Нельзя не почувствовать душу твою.

Судьба ведь – не жертва несложная.

И чудо воочью в тебе узнаю,

и сам признаю невозможное.

Вот снова дождит… Да и снег недалёк.

Вдвоём с одиночеством вспомню я

дожди, для любимой соткавшие впрок

на стёклах шелка невесомые.

Был сон о тебе – он меня наполнял,

был ветер осеннею вестью.

В душе по какой-то причине звучал

рояль в незнакомом предместье.

Да, песня моя начиналась тобой,

тобой завершается праздник,

и возглас мой первый – в тебе, и со мной –