Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016 - [40]

Гроза белым углем обводила контуры мира,

И я различил слабый стук.

Я открыл дверь –

Передо мной стояли зонт и калоши,

Зонт и калоши,

А дальше следы, идущие из ниоткуда.

Я покорно принял зонт и в угол поставил калоши

И не гасил до утра в комнате свет.

Днём я обнаружил, что зонт и калоши исчезли.

И в эту ночь

Гроза белым углём обводила контуры мира

И тут же стирала.

Мрак.

И в эту ночь

Провожал её некто с зонтом и в калошах.

И в эту ночь!

Гроза белым углём обводила её фигуру

И тень от зонта

И тут же стирала их.

До утра улицу стёрло – всю!

Со следами калош в пустоту обрывалось

пространство,

И девочки той больше не видел никто.

1967

* * *

Закрой себя руками: ненавижу!

Вот Бог, а вот Россия. Уходи!

Три дня прошло. Я ничего не слышу

И ничего не вижу впереди.

Зачем? Кого пытался удержать?

Как будто душу прищемило дверью.

Прислала почту – ничему не верю!

Собакам брошу письма – растерзать!

Я кину дом и молодость сгублю,

Пойду один по родине шататься.

Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться

Над тем, что говорил тебе: люблю.

Три дня, три года, тридцать лет судьбы

Когда-нибудь сотрут чужое имя.

Дыханий наших встретятся клубы –

И молния ударит между ними!

1968

Русская мысль

Скажи мне, о русская даль,

Откуда в тебе начинается

Такая родная печаль?..

На дереве ветка качается.

День минул. Проходит два дня.

Без ветра на дереве мечется.

И взяло сомненье меня:

Мерещится иль не мерещится?

Оттуда мне глаз не свести.

С чего оно, право, качается?

Пошёл и напился с тоски…

Так русская мысль начинается.

1969

Одиночество

Какая нескончаемая ночь!

Я открываю старое вино,

И чокаюсь с окном, в котором – дождь…

И долго пьет печальное окно.

1971

Баллада об ушедшем

Среди стен бесконечной страны

Заблудились четыре стены.

А среди четырёх заблудился

Тот, который ушедшим родился.

Он лежал и глядел на обои,

Вспоминая лицо дорогое.

И потёки минувших дождей

На стене превратились в людей.

Человек в человеке толпится,

За стеною стена шевелится.

– Дорогое лицо, отпусти!

Дай познать роковые пути.

Невозможные стены и дали

Не такой головой пробивали… –

Так сказал и во тьме растворился

Тот, который ушедшим родился.

Он пошёл по глухим пропастям,

Только стены бегут по пятам,

Только ветер свистит сумасшедший:

– Не споткнись о песчинку, ушедший!

1973

Завещание

1

Мне помнится, в послевоенный год

Я нищего увидел у ворот –

В пустую шапку падал только снег,

А он его вытряхивал обратно

И говорил при этом непонятно.

Вот так и я, как этот человек:

Что мне давалось, тем и был богат.

Не завещаю – отдаю назад.

2

Объятья возвращаю океанам,

Любовь – морской волне или туманам,

Надежды – горизонту и слепцам,

Свою свободу – четырём стенам,

А ложь свою я возвращаю миру.

В тени от облака мне выройте могилу.

Кровь возвращаю женщинам и нивам,

Рассеянную грусть – плакучим ивам,

Терпение – неравному в борьбе,

Свою жену я отдаю судьбе,

А свои планы возвращаю миру.

В тени от облака мне выройте могилу.

Лень отдаю искусству и равнине,

Пыль от подошв – живущим на чужбине,

Дырявые карманы – звёздной тьме,

А совесть – полотенцу и тюрьме.

Да возымеет сказанное силу

В тени от облака…

1974

* * *

На берегу, покинутом волною,

Душа открыта сырости и зною.

Отягчена полуземным мельканьем,

Она живёт глухим воспоминаньем.

О, дальний гул! Воспоминанья гул!

Ей кажется, что океан вздохнул,

Взрывает берег новою волною

И полнит душу мутной глубиною.

1975

* * *

Я пил из черепа отца

За правду на земле,

За сказку русского лица

И верный путь во мгле.

Вставали солнце и луна

И чокались со мной.

И повторял я имена,

Забытые землёй.

1977

* * *

На тёмном склоне медлю, засыпая,

Открыт всему, не помня ничего.

Я как бы сплю – и лошадь голубая

Встаёт у изголовья моего.

Покорно клонит выю голубую,

Копытом бьёт, во лбу блестит огонь.

Небесный блеск и гриву проливную

Я намотал на крепкую ладонь.

А в стороне, земли не узнавая,

Поёт любовь последняя моя.

Слова зовут и гаснут, изнывая,

И вновь звучат из бездны бытия.

1977

Игла

На том иль этом берегу

Она блеснула мне.

Я отыскал её в стогу

На отчей стороне.

Она звенит в руке моей

Залётным соловьем.

Уже толпится сто чертей

На кончике пустом.

– Скажи, игла, какой тщеты

Идёт твоя молва?

Каких одежд касалась ты?

Какого покрова?

Или скажи, в какой конец

Далёко-далеко

Скакал удалый молодец

Через твоё ушко?

– Я помню вечную швею

Среди низин и дыр.

В моё ушко продев змею,

Она чинила мир.

Я прошивала крест и круг

И тот и этот свет,

Меняя нитки, как подруг,

И заметая след.

1978

Брат

В дырявой рубашке родился он

И гаркнул на мать свою:

– Почто прервала мой могучий сон,

Ведь я побеждал в бою?!

– За что ты сражался? – спросила мать.

– За правду, – ответил он.

– А с кем ты сражался? – спросила мать.

– Со всеми, – ответил он.

– А где твоя правда? – спросила мать.

– Во мгле, – прогремел ответ, –

Я в лоно твоё ухожу опять,

Оттуда мне брезжит свет.

Обратно ушёл, чтоб продолжить бой,

Сквозь лоно прошёл незрим,

Откуда выходит весь род людской,

Но он разминулся с ним…

Когда я увидел, что я рождён,

Я крикнул на мать свою:

– Почто прервала мой глубокий сон,

Ведь я побеждал в бою?!

– За что ты сражался? – спросила мать.

– За правду, – ответил я.

– А с кем ты сражался? – спросила мать.

– С братом, – ответил я.

– А где твоя правда? – Её не видать

Отсель, – мой ответ гласил. –

Но если я буду с тобой болтать,