Платонов тупик - [40]

На другой же день он собрался «к бабушке» — так всегда говорили, когда шли на то подворье, неважно зачем и к кому, — там жила бабушка, и «к бабушке» было коротким и ясным для всех адресом.

— Щеки закрывай, — сказала мать. — Теперь береги их: как чуть — будут мерзнуть. Вазелином помажь.

Щеки у Васьки после обморожения почернели, и тонкая, как у молодой картошки, кожица отслаивалась, обнажая красную молодую кожу.

В доме у бабушки была та же картина, которую можно видеть теперь почти у каждого: толкли в ступе зерно и выпаривали из свекольной жижи патоку.

Бабушка возилась у плиты, обе снохи ее — Генька и Мария — лежали больные. Мария, правда, стала поправляться, но все еще жаловалась на боли в груди и «промежду лопаток» при дыхании. Ребята сидели за столом, будто за уроками, перебирали горелую пшеницу, а Иван с Платоном на переменку толкли зерно в ступе, готовили на всю семью крупу и муку.

Увидев Ваську, бабушка воскликнула радостно:

— Внучек пришел! Вернулись? Привезли хоть что-нибудь?

— Привезли, — сказал Васька. — Кукурузы и немного пшеницы.

— О, хорошо! — обрадовалась бабушка. — А щеки? Обморозил? Дорогонько достался хлебушек?

— Да, чуть не замерзли в степи, — погордился Васька: теперь-то беда осталась позади.

— Ой, ой!.. — заойкала бабушка.

— Путешествие было почище, чем у Мишки Додонова.

— Это у какого еще Мишки? — спросила бабушка.

Ребята засмеялись: они-то знали Мишку. Васька объяснил бабушке:

— Книжка есть такая. Мишка в голодовку ездил за хлебом в Ташкент. Но ему легче было: ни немцев, ни холода такого.

Платон, обняв ногами ступу, усердно работал пестом — была его очередь толочь. Он смущенно поглядывал на Ваську — чувствовал, что парень тянется к нему всем сердцем, ждет от него чего-то особенного и что пришел он сюда именно к нему. Васька подмигнул Платону, кивнул на ступу: мол, думал ли ты, дядя Платон, всерьез заниматься таким делом? Платон отложил в сторону толкач, полез в ступу рукой, чтобы взрыхлить содержимое, отодрать ногтями со дна сбитое в плотную лепешку расплющенное зерно.

— Вот так-то, Васек, — качнул головой Платон, — нужда, говорят, научит калачи есть…

— У вас толкач хороший — тяжелый! — Васька присел на корточки возле Платона, взял толкач в руки: — Ого! — стал рассматривать. — Из чего это, дядь Вань?

— А шут его знает из чего, — отозвался Иван, просеивавший свою порцию толченого зерна. — Наверно, ось какая-то. Нашел в железяках за сараем.

— Хорош! — похвалил Васька. — Дайте я попробую? — попросил он у Платона.

— Бери, — охотно согласился Платон и, пересев на другую скамеечку, спросил: — Ну что там нового слышал?

— Ничего. Мы же в глуши были, аж в Запорожской области где-то, от железной дороги подальше…

— Про партизан ничего не слышал?

— Не. Да там же и немцев почти нет, сплошь почти одни полицаи. На ночлежках, правда, раза два немцы проверяли документы, это уже ближе к нам, говорят, партизан искали. Где леса большие, там, рассказывают, партизаны вовсю действуют. В Белоруссии. Это ж далеко?

— Далеко, — качнул головой Платон.

Понизив голос до шепота, Васька спросил:

— А у вас что нового?

— Тоже пока ничего. Затишье, видать, на фронтах. Может, весной начнутся какие-то действия.

— Весной?

— Наверно. Немцы вон гонят технику составами — накапливают силы.

— Вот бы тут партизанам поработать! — таинственно прошептал Васька. — Составы эти под откос бы пустить! А?

— Хорошо бы, — согласился Платон. — Только непростое это дело. Особенно в наших условиях…

— Ну вы, шептуны, — подошел Иван. — Шептунов — на мороз! Знаете такую присказку?

— Где больше двух, там говорят вслух, — подала голос Клара.

— О, слыхали? — Иван одобрительно тряхнул головой и указал Платону на ступу: — Давай выгребай, моя очередь.

Васька освободил место за ступой, еще раз похвалил толкач:

— Хорош, ничего не скажешь. Дядя Иван, если попадется такой же, приберегите для меня? А то деревянным плохо толочь, долго.

— Ладно… Если попадется… Сейчас же все под снегом, рази найдешь? Весной пошукаю: у нас за сараем много разного железного хлама валяется.

Покрутился еще немного Васька вокруг Платона, засобирался домой.

— Пойду я, бабушка, — приобнял он бабку Марфу за плечи.

— О! — обернулась та. — Сейчас же обедать будем…

Усмехнулся Васька: забыла, наверное, бабушка, что прошли те времена, когда гостей обедом угощали, сказал:

— Нет, бабушка… Дома пообедаю.

— Оставайся, пообедаешь с нами, — подал голос Иван. — У нас сегодня свежатина!

— Свежатина? Да откуда?!

— Зарезали своего бычка безрогого, — сказал Иван, хитро улыбаясь.

— Какого еще бычка? — недоумевал Васька. Он знал, что корову у них забрали, что у них есть конь, но о бычке никогда и речи не было. Уж бабушка бы сказала! «А может, и был у Ивана бычок где-то припрятан еще с тех пор, когда бесхозный скот бродил по полям? С него сбудется! Дядя Иван такой!»

— Вот оставайся, попробуешь и узнаешь, какого бычка, — сказал Иван и опять таинственно улыбнулся.

— То-то я слышу: мясным духом несет. И не поверил. Думаю, показалось с голодухи, — засмеялся Васька. — Привык, что у вас всегда вкусно пахло.

— Было такое дело, — грустно сказал Иван.

Остался Васька обедать — кто же откажется от свежатины? Да еще так приглашают! Нет, это не будет выглядеть нахальством с его стороны.