Платонов тупик - [27]
— Как бы не так! — Васька кинулся к своему пиджаку, достал листовку — большую, величиной с заводскую многотиражку. — Вот, читайте!
— Откуда это? — Платон взволнованно вертел в руках листовку. — Неужели наша?
— Конечно, наша! С самолетов разбрасывают.
Взглянул Платон на Ваську удивленно, принялся жадно читать. Читал и не верил: все вроде наше, советское, без подделки, а не верится. Глаза слезы застилают, он смахивает их, улыбается и читает, читает…
— Ну что ж… Это хорошо! За сколько времени впервые вижу свою газету. Будто воды живой напился, — сказал Платон, возвращая листовку Ваське.
— А вы смотрите, сколько наши за это время уничтожили фашистов, — обращался Васька уже ко всем. — Четыре с половиной миллиона убитых, раненых и взятых в плен!
— А наших сколько? — спросила мать.
— Всего один миллион семьсот сорок восемь тысяч, — прочитал Васька.
— Это мало? Миллион!.. Трудно даже и представить, сколько это будет…
— Ну а их-то вдвое больше!
— А все идут и идут. Едут и идут… Откуда их столько на нашу голову набралось? Вроде и сама-то Германия маленькая, а немцев сколько!
— Так разве тут одни немцы? Они ж всю Европу подняли и на нас направили. Тут, дядь, знаете, кого уже только не было! Сначала пришли итальянцы, потом были австрийцы — у нас два дня стояли, потом румыны, словаки. Ну, эти, видать, совсем не хотят за немцев воевать, говорят против них, будто наши. Да и австрийцы тоже не очень, один все говорил маме: «Матка, война плехо. Немецкий офицер — плехо…»
— Ты все знаешь? Лезешь ко всем с разговорами — нарвешься на какого… — не выдержала мать.
Платон протянул руку за листовкой — еще раз взглянуть.
— Надо же, совсем свежая! Три дня прошло — и вот уже сообщение! Раньше газеты медленнее приходили. — Он снова вернул листовку Ваське. — На, храни.
— Куда «храни»? Куда «храни»? — Мать вдруг вырвала из Васькиных рук листовку и сунула ее в горящую плиту. — И ты тоже, как маленький: «храни», — напустилась она на Платона. — Будто не знаешь, что за листовки расстреливают на месте? — Она погрозила Ваське: — Ой, чую, навлекешь ты беду на всех нас! Говорю, пожалей хоть их вот, — указала она на Алешку и Танюшку. — Фашисты, они ж никого не щадят. А ему все это будто игрушки: то стишки, то листовки… То вздумал к седьмому ноября чистоту на дворе наводить и звезду на погребе как обычно хотел из красного песка выложить. Ну, умный он? «Немцам назло». А немцам от этой твоей песочной звезды ни жарко, ни холодно. Увидели б, и все: «пук-пук». У них один разговор: «пук-пук». Это значит — стрелять. Еле отговорила не делать звезду. Большой уже, а ума — как у Алешки.
— То-то я вижу — во дворе чистенько, песочком присыпано, — сказал Платон. — Как на праздник!
— Так вот же!
А Васька слушал мать и, посматривая на Платона, заговорщицки улыбался: пусть, мол, ругает, а он, Васька, свое дело знает.
— Улыбаешься, — качнула та головой и обратилась к Платону: — Ведь не узнаешь, к чему и привяжутся. У нашей тетки Фени, у маминой сестры, невестка, жинка Тихона, оказывается, еврейка была. А мы и не знали. Худенькая, черненькая, и все. То ли еврейка, то ли гречка… Да и наших рази мало чернявых? Было у них две девочки, обе такие же худенькие, смуглявенькие, как и мать ихняя, хорошенькие бегали. Немцы откуда-то узнали, что она еврейка, пришли и забрали — ее и обеих девочек, и до сих пор нема никаких слухов. Куда-то отправили. Ну? А он думает, немцы с ним шуточки будут шутить.
— Да, конечно, с этим шутить нельзя, — поддержал Платон сестру. — Ты будь поосторожней. Мать правильно говорит.
Слова Платона Васька воспринял лишь как утешение для матери, он был уверен, что поступает правильно и что дядя в душе одобряет его и гордится им. Листовке-то вон как обрадовался!
15
Как только стемнело, Васька повел Платона к Шахову. Что за человек этот Шахов, чем живет, объяснить толком Васька не мог, потому что сам ничего не знал.
— Этого Арсюху не поймешь. Он то ли слишком всего испугался, что и разговаривать боится, то ли так сильно маскируется, что даже никому не доверяет, — говорил Васька Платону, однако вел его туда охотно: им обуревало чувство причастности к большому таинственному делу, будто он помогает Платону наладить связь.
Улица была совершенно безлюдна и темна, нигде ни звука, ни проблеска огонька, и тем звучнее казались их шаги в этой пустыне.
Шахов жил через три дома от Гуриных — вниз по улице, ближе к мосточку. Его подворье стояло на противоположной стороне, огород спускался вплоть до самого ручья.
Они вошли во двор, Васька постучал в окно. Через какое-то время уголок занавески приподнялся, и к стеклу прилипло чье-то лицо. Васька тоже приблизился насколько можно к окну, сказал:
— Это я, Василий Гурин, сосед ваш… Откройте, пожалуйста, дядя Арсений…
Занавеска опустилась, чьи-то руки снова приладили ее так плотно, что свет наружу совершенно не пробивался. Послышались шаги в приделанном к хате коридорчике.
— Ты, что ли, Василь? — спросил мужской голос из-за двери, прежде чем открыть запорную задвижку.
— Да я, дядя Арсений, я…
— Шо ж так поздно ходишь? Людей пугаешь… Дня тебе не было? — ворчал Арсений, открывая дверь. — Заходи.
Повесть про обыкновенного мальчишку — Мишку Ковалева, который живет и учится в рабочем поселке в трудные послевоенные годы; о становлении характера и поисках своего места в жизни, о рождении рабочего человека.
Колосов Михаил Макарович родился в 1923 году в городе Авдеевке Донецкой области. Здесь же окончил десятилетку, работал на железнодорожной станции, рабочим на кирпичном заводе.Во время Великой Отечественной войны Михаил Колосов служил в действующей армии рядовым автоматчиком, командиром отделения, комсоргом батальона. Был дважды ранен.Первый рассказ М. Колосова «К труду» был опубликован в районной газете в 1947 году. С 1950 года его рассказы «Голуби», «Лыско», «За хлебом» и другие печатаются в альманахе «Дружба» (Лендетгиз)
Это — повесть о становлении солдата, о том, как из простого донбасского паренька Василия Гурина, почти два года находившегося на территории, оккупированной гитлеровцами, в ходе сражений Великой Отечественной войны выковывается настоящий советский воин — смелый, душевный, самоотверженный.От порога родного дома до самого фашистского логова, Берлина, — таков путь Василия Гурина, рядового пехоты, затем курсанта и старшего сержанта, комсорга батальона.
Карп - простой путейный бригадир из степного посёлка. Он отличный работник, больше всего любит строить что-нибудь у себя на подворье и сало со шкуркой. В забавных и жизненных очерках описана его бурная деятельность, которая доставляет немало хлопот близким.
В книгу Михаила Колосова вошли повести и рассказы о жизни и делах людей рабочего поселка в Донбассе. Писатель в своих произведениях исследует глубинные пласты народной жизни, поднимает важные проблемы современности.
Основная тематика новых рассказов Михаила Колосова — обличение и осмеяние разного рода приспособленцев, хапуг, рвачей, халтурщиков и прихлебателей.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.