Платон. Избранное - [127]

. [Т. 3. Государство. 614 b – 621 d. С. 413 – 420]

Хвала Платону

Сквозь толщу успеха элементов прогресса близлежащих веков укоризненно проглядывают суровые изваяния Колоссов Гласа Древности – Будды, Зороастра, Лао-Цзы, Кун Фу-Цзы и Платона.

Чрезмерный упор насущного на все возрастающий “снежный ком” услад прагматизма понуждает людей расставлять акценты внимания и доверия в центрах кружения эмпирии, порождая тем самым фетиши сомнительного интеллектуального величия.

Однако весь предшествующий опыт взаимодействия Человека со средой показывает, что наиболее содержательные связи с Естеством были установлены именно в древние времена. Доподлинно известно, что многотысячелетняя Предыстория завершила физическую композицию Человека, нашла гибкий и действенный инструмент взаимопонимания индивидуумов, упрочила пребывание людей в разнообразных внешних условиях, дифференцировала мир растений и животных на друзей и недругов. К тому же, компоновка человеческих сообществ в функциональные образования – государства, где моментально обострилась дилемма соотнесения Добра и Зла; возникновение религий, искусств, развитие миропонимания до уровня философских систем и обособления знаний естества в исходные науки – безусловно уходят по ту сторону современности.

Объективный дух настоящего лишь расширил объем контакта Человека с Природой, более тщательно различил волею рассудка полную систему взаимодействий на множественные ответвления и углубления в лабиринте качеств. Увеличение интенсивности внутри лабиринтов тяготело к расширению физических способностей разумных начал.

Но, вместе с тем, всеобщее отталкивание дифференцирующей деятельности не было скомпенсировано единым дедуктивным центростремительным притяжением. В итоге, Действительный Объективный Дух противопоставил незамутненной непосредственности Древности как Тезису, принцип Отрицания Ума, как вечных перводвигателя и первопричины, т. е. Верховного Космологического принципа – Бога. Однако над колыбелью логического монотеизма уже в самый момент его зачатия витал хронический недуг. Бог Аристотеля, бежав самодвижения, лишен жизненного дыхания Естества, возникает лишь при рациональном устремлении на бесконечные окраины Бытия, отчего всесилие высшего принципа Ума-Бога ограничивается только наклонностями телеологическими.

И совершенно не случайно в областях повышенного пафоса жизнелюбия языческие религии уступили место религиям пастушеских племен Средиземноморского бассейна, в которых “оседлое” и доверчивое единение Человека с Миром было нарушено гордынею отрицания и отчуждения.

Новые религии – религии Отрицания, поощряемые санкциями родовых мук омоложения истории, взывали с воплями воздаяния и возмездия к своему Богу, холодно и бесплотно восседающему в чертогах Антитезиса.

Однако, несмотря на то, что Действительный Мировой Дух получил положительный импульс в разработках немецкой классической философии и особенно ощутимо утверждением Фихте принципа тождественности “Я” и “не – Я”, где “Я” и “не – Я”, взяты как чистые аспекты сознания, т. е. где сфера Бытия Объект – Субъект оставлена втуне; а затем также и в эмпирических попытках эволюции ограничить неправомерные притязания “Эго” по отношению к натуре, – при всем при том Мировой Дух еще не перешел на уровень Отрицания отрицания и продолжает отстоять максимально от Предистории.

Вся масса Объективного Духа несет на себе печать неснятого противоречия теоретического и практического моментов. До сих пор здравица принципу Отрицания отрицания в стремнинах Бытия вплоть до религий Синтеза остается насущной проблемой. Не случайно именно теперь выходные точки путанных тропинок далекого Прошлого пульсируют дыханием предстоящего Завтра.

Среди величественных имен Древности имя Платона блистает лаврами звезды первой величины.

Фигура Платона подобно могучему горному хребту возвышается на стыке “Золотого века” зари человечества и периода обострения антагонизма Добра и Зла, периода, в котором коллективное и индивидуальное “Я” сущего полностью поглощены созерцанием и ощущением собственной обители, не усматривая за пределами “личности” тождественного иноподобия.

Отчего, следуя чрезмерным увлечениям человеческой натуры, принцип Отрицания и Отчуждения смыкается с позициями развернутого эгоизма. Но, однако, беспощадная самооголенность последнего подчинена спасительной тяге к восстановлению познавшего себя полностью природного равновесия.

Платон своим мощным, многогранным охватом единства формально неразличенных “Я” и “не – Я” предвосхитил, а во многом и упреждает эпоху становления Синтеза.

Платон – это и грандиозный Итог и вечное Начало, это безбрежный океан мировой Мысли, каплю по капле вобравший в себя живительную влагу познания необозримого сонма предков, а потому и щедро отдающий ее несчетному множеству ручейков, озер и полноводных рек мировоззрения грядущего.

Духовный порыв Платона подобно волшебному семени погружен в материнское лоно истории и прорастает сторицей в ликах воплощений.

Платон – это и спокойное мужество Гомера, и клокочущая страстность Микеланджело, это хрустальная чистота помыслов и содеянного Данте и Моцарта; это одухотворенная легкость и изящество Боттичелли и Хафиза, это религиозная напряженность Баха и Рублева.