Плато - [21]

"Ты приехала в театр, на шекспировскую драму, - сказал однажды в сердцах Гость (лучше других понимавший ее тревоги) - а мы здесь живем. Собирайся-ка обратно, не мешай жизнь с искусством, да и вообще сцену лучше не смешивать со зрительным залом." Разревевшись от обиды, Сюзанна, тем не менее, в тот же вечер сказала себе, что пора возвращаться - и чем скорее, тем лучше. Растерянный Хозяин, услыхав о ее решении, расчувствовался. Мы уедем, наконец, в Аркадию, и Сюзанна станет такой же веселой и бойкой, как три года тому назад. Первым делом, думал он, я куплю патентованный матрас. Она так мучается на жесткой кровати казенной квартирки. А на матрасе будет подстилка из новозеландской шерсти, которую она со вздохом показывала мне в брошюрке магазина Wheaton’s. И мы будем - как парочка на этой рекламе - засыпать с запрещенными книгами в руках, а наутро торопиться на работу, а вечером вспоминать об оставленном Отечестве, пить "Кампари", и... Тут его фантазия исчерпывалась - ах да, рассказывать друг другу сны, и вместе смеяться за завтраком.

Но сны не снятся в доме на Западном склоне, Сюзанна больна, а у Хозяина не доходят руки ни до зеркала в ванной, ни до подвала, где свалены ящики с гниющими славянскими книгами, ни до необитаемой мансарды, где изношенный линолеум давно пора заменить на паркет.

Гость не захотел жить (?) в мансарде.

У вас мертвый дом, сказал он спьяну.

Легко тебе говорить, вскипел Хозяин, теоретик несчастный. Что ты вообще в жизни сделал? Убежал в Аркадию на готовенькое?

Дружба, - Гость невпопад склонялся над багрово-красным стаканом, - это всего лишь способ смягчить наши недостатки. Идеальный человек не нуждается ни в друзьях, ни в последователях.

Разве я когда-нибудь утверждал, что я идеальный человек? А в любви, спрашивал Хозяин, смягчаясь, в любви твой сверхчеловек нуждается?

И в любви не нуждается, хмыкал Гость. Но мы с тобой, повторяю, далеко не сверхчеловеки. Мы люди неважные, со щербинкой в душе, с алкогольным туманом в слипающихся глазах. Одного знаю человека - да и то Сюзанну. Только не стану я вас мирить. Отпусти женщину, не стоишь ты ее, Хозяин, и не купишь ни домом своим, ни автомобилем, ни даже Багамскими островами.

Глава вторая

Легко поступив в университет по славянскому отделению, в конце августа Сюзанна навсегда уехала из родительского дома. Отец, ссылаясь на отечественные традиции, без лишней настойчивости предлагал остаться дома, но до Города ездить каждый день было далековато (официальная причина отказа), да и не хотелось жертвовать положенной студенческой свободой (настоящая причина). Выбора дочерью профессии он, как и следовало ожидать, не одобрил, однако в помощи не отказал. Годом раньше в Город уехал учиться на естественном факультете брат Николай, и мать, двусмысленно вздыхая, уже во второй раз бережно укладывала в багажник автомобиля пропахшую подвальной сыростью разрозненную утварь с гаражных распродаж. Впрочем, Сюзанна зря воротила нос - и застиранные скатерти, и некомплектные сервизы, и поцарапанные столовые приборы сразу ожили, стоило распаковать их в комнатке на Плато, близ самого Фонтанного парка, и разложить по кухонным и стенным шкафам. Кухню и ванную она делила с двумя соученицами, к которым хаживали длинноволосые дезертиры из Федерации. Особенных оргий никто не устраивал, однако над невинностью Сюзанны подшучивали, и нередко, нередко сиживала она в оскорбленном одиночестве одиночестве у окна с видом на обсаженную платанами улицу, слушая через наушники музыку, чтобы заглушить нестерпимый шум и визг из остальных комнат. Конечно же, в такие минуты она неожиданно принималась тосковать по своей комнате в Маячном поселке, смиряясь даже в выбранными отцом обоями в цветочек и недорогой мебелью шестидесятых годов. Но возврата не было, как не бывает его никогда.

В тот год она слишком много для своего возраста думала о беспощадности времени, о том, каких невероятных трудов стоит если не поворотить, то хотя бы замедлить его течение. Сказывалась, конечно же, мало-помалу открывавшаяся ей унылая, с сильным креном в философию литература Отечества, а кроме того - в марте месяце порядочный участок Плато, к западу от бульвара Святого Себастьяна, обнесли дощатым забором и согнали со всей Аркадии стадо ревущих оранжевых бульдозеров - уничтожать. Размахивая подаренным матерью портфельчиком из сыромятной кожи, сутулясь, ёжась под сырым ветром, брела она домой, в нетронутую часть Плато, и всякий раз заглядывала в одно из зарешеченных окошек, проделанных строителями в заборе на радость зевакам.

В считанные недели весь квартал превратился в кучу пахнущего влажным тлением мусора, бульдозеры сменились экскаваторами и на месте домиков с задними дворами стал на глазах расти котлован - такой глубокий и огромный, что жуть охватывала при взгляде в зарешеченное окошко.

Грустно было, когда железная лесенка или резной балкончик с грохотом валились на землю, густо посыпанную щебнем и обломками кирпича.

И еще грустнее, когда на месте кукольных домиков с покрытыми медной окисью крышами начала громоздиться красноватая пирамида нового жилого комплекса с бассейном, сауной и винным магазином. Но такая страшная сила чувствовалась в экскаваторах, такой рокот стоял в округе, что - коли уж ломать неизбежно, то (ловила она себя на странной мысли) пусть хотя бы строят, лучше эта увесистая громада, чем пустырь или автомобильная стоянка.