Пластилиновые гномики, или Поездка в Мексику - [4]

Но это все конечно – мечта. Леня – холостяк, но страшный пофигист, его ни на что не подбить. Даже деньгами. У него любимая пословица – «кайф на деньги не меняю!». В Нью-Йорке ему все по кайфу, уйма знакомых ребят, девочки опять же… У Паши двое детей, и он привязан к школе и дому, который снимает напополам с двоюродным братом, и если он и слиняет от Мони, то никуда из Нью-Йорка все равно не уедет. А Тимоша по английски вообще не говорит, и видимо по жизни никогда не научится. Он даже в магазине пальцем показывает, что хочет купить, почему-то не указательным, а мизинцем левой руки. Но американцы и на левый мизинец не обижаются – лишь бы зеленые платил. Саша, мой бывший начальник, работает по-соседству в Далласе и программит на Прогрессе в какой-то монструозной компании. Он единственный, кто очутился в Америке без посредства Мони, а сам по себе. Но у меня с ним приятельских отношений как-то не сложилось. Он какой-то настолько самоуглубленный и болезненно педантичный, что по-моему, у него по жизни друзей нет и быть не может. Вообще-то, это именно он надоумил меня уйти от Мони и дал мне наводку на www.dice.com, так что это благодаря ему я нашел нынешнюю работу в Техасе. Благодаря или ругая – я уже даже и не знаю, в лучшую или в худшую сторону изменил мою жизнь этот переезд. В смысле денег и возможности получить гринкарту – конечно, в лучшую. Но очень плохо без ребят, совсем одиноко, и Ленка еще нескоро приедет – не раньше чем через пару месяцев. Не знаю, как я их проживу. Никогда не думал, что остаться наедине с самим собой и америкашками – это такая страшная пытка. Рехнуться можно! Придешь домой, разогреешь пиццу, посмотришь телек уродский – и все. Читать не тянет, да и нечего – книг на русском нет, а от английского на работе голова трещит. И что дальше делать – непонятно. Ладно, хватит дурью маяться, пора выключать комп и спать ложиться – уже третий час ночи, писатель, блин, гений, Мейерхольд.

14.03.98

Прошло три дня. Здесь все дни какие-то одинаковые, как близнецы-недоноски. Чего-то мне здесь нехватает. Пожалуй, не только ребят. Ленки мне точно нехватает. В Нью-Йорке с ребятами мне довольно весело жилось, шлялись по городу, катались на роликах, завели кучу местных знакомых из «бывших русских» и Ленкино отсутствие меня не сильно доставало. А здесь я совсем один, и она мне нужна гораздо сильнее, и я уже начинаю порядком злиться. Муж с тоски помирает, зарабатывая зелень, а она все никак не может оставить мать и приехать к заждавшемуся супругу. В конце концов, сколько можно ждать! Странно, сколько раз я уже с ней ругался не на жизнь а насмерть, сколько раз уже думал: ну в этот раз точно на хрен разведусь, надоело так жить, я – направо, ты – налево, я – слово, ты – два, но что-то такое в ней есть, что когда все обидные слова и последние упреки уже высказаны, и осталось только удариться жопкой об жопку и разбежаться врозь – и я в самый последний момент все равно не могу ее бросить. И она меня, видимо, тоже.

Ленка это знает и этим пользуется. Она мне так и сказала однажды: не та баба мужика удержит, которая держит за хуй, а та, которая за душу. Я ответил ей, что это она очень верно подметила. А она ухмыльнулась, и сказала, что это не она, а Толстой. Надо, говорит, не только битловские тексты наизусть знать. Я обиделся за битлов и прошелся насчет любимого ею Гребня, которого я не переношу, и мы тогда снова слегка поругались.

Вот и сейчас: когда мы вместе – мы ругаемся, а стоило мне оказаться одному, как я опять думаю о ней – прямо какое-то наваждение. Когда я был маленьким, мама меня как-то взяла на юг, в Феодосию. Я там плавал под соляриями и ловил крабов в щелях между галькой. Однажды посадил краба в банку с морской водой и принес домой. Сначала краб сидел спокойно, а потом начал отчаянно выпрыгивать, пытался вырваться из банки – чего-то ему нехватало, кислорода конечно. А я его запихивал назад. Маленькие – они такие гуманисты! В конце концов краб издох, и я его выкинул в мусорное ведро. И он оттуда вонял, мстя за свою безвременную смерть. А теперь я сам чувствую себя в этом Техасе, как краб в банке, только не могу понять, чего мне не хватает. Кислорода тут навалом. Денег тоже хватает. В Воронеже было время, у меня денег даже на пиво не хватало, было хреново, но друзья выручали. А здесь у меня все есть, зато нет рядом друзей и чего-то еще, чему нет названия, того, что даже в Воронеже было, и этой самой нехватки, которая душит и жить не дает, я тогда не чувствовал. Что это такое может быть? Неужто эта ностальгия и вправду такая сволочная штука?

А может, это Ленкино отсутствие уже настолько накопилось, что жить не дает? Тогда почему же я тоскую не конкретно по ней, а как-то в общем? Звонил Саше в Даллас. Спрашивал, с кем он там общается. Он ответил – со всем миром, по Интернету, дефицита общения нет, вот только времени недостает, чтобы вовремя ответить на все письма. Не пойму я его, как он так может жить анахоретом – совсем один! По Интернету – это же не общение, а так, жалкий суррогат! Я так совсем не могу, мне живые люди рядом нужны. Как-то лучше себя чувствуешь, когда слегка саданешь друг друга в бок пару раз кулаком по-дружески, еще и чего нибудь скажешь впридачу – смотришь, и уже легче жить. А дружить по емэйлу – это по-моему как киберсекс по тому же емэйлу или чату. Не пойму, кому охота виртуально трахаться через комп, не видя партнера вживую – извращение оно и в Африке извращение. Впрочем, не суди да не судим будешь.